8. Концентрационный лагерь — коммерческое предприятие
По материалам «Рыбпрома» и из разговоров с заключенными, работавшими в других отделениях и центральном управлении лагеря, его сложная структура и физиономия как производственного коммерческого предприятия становилась мне понятной.
В 1931 году Соловецкий лагерь достиг максимума своего развития. В его состав входили четырнадцать отделений. Южной границей служили река Свирь и Ладожское озеро, северной — берег Северного Ледовитого океана. На этом протяжении, примерно полторы тысячи километров по линии Мурманской железной дороги, вытянулись, захватив и всю Карелию, производственные предприятия этого лагеря. Лагерь продолжал шириться и стремился выйти из этих пределов. Так как на восток распространению Соловецкого лагеря препятствуют владения другого огромного предприятия ГПУ — Севлона (северных лагерей особого назначения), а на запад — близость финской границы, то лагерь распускал свои щупальца на острова Ледовитого океана, Колгуев и Вайгач, и южный берег Кольского полуострова (Кандалакшский и Терский берега Белого моря). Число заключенных росло с каждым днем. Работы велись огромные и намечались еще большие. Распоряжаясь на территории так называемой Карельской автономной республики как полновластный хозяин, Соловецкий лагерь организовал в огромном масштабе параллельные всем государственным предприятиям Карелии свои коммерческие предприятия. Параллельно карельскому рыбному тресту — «Рыбпром», «Кареллесу» — свои лесозаготовки и свой сплав леса, свое производство кирпича, свое дорожное строительство, свои сельскохозяйственные и животноводческие фермы, совершенно забивая карельскую промышленность. Кроме этих работ постоянного характера лагерь вел работы временного характера еще большего масштаба. Часть этих работ носит явно стратегический характер. Сюда относятся: сооружение Беломорско-Балтийского канала (в сущности, соединение Онежского залива Белого моря с Онежским озером), постройка шоссейных дорог к границам Финляндии, осушка и расчистка огромных площадей болот и лесов для аэродромов военного времени, сооружение в наиболее важных стратегических пунктах (Кемь, Кандалакша, Лоухи и др.) целых городков для размещения воинских частей, с бараками, рассчитанными на тысячи людей, госпиталями, складами, банями, хлебопекарнями и проч. Кроме того, в 1930 и 1931 годах велись работы и хозяйственного типа: по очистке некоторых заболоченных озер с целью их использования под сельскохозяйственные фермы лагеря, подготовительные работы по постройке железнодорожного пути Сорока — Котлас, для кратчайшего соединения Сибирской магистрали с Мурманской железной дорогой (эта работа была брошена в 1931 году далеко от ее окончания), заготовка дров для Москвы и Петербурга и др.
В 1932 году ГПУ, решив, очевидно, что Соловецкий лагерь чересчур разбух и разросся, приступило к его реорганизации и, после долгих переустройств, выделило из его состава два самостоятельных лагеря: Беломорско-Балтийский (для постройки канала) и Свирский (для заготовки дров в Москву и Петербург).
Каждый лагерь состоял из отделений. Отделение — это законченное производственно-коммерческое предприятие, совершенно аналогичное тому, что на воле в СССР называется «трестом». Цель деятельности отделения, как и всякого производственного коммерческого предприятия, — извлечение прибыли путем производственно-коммерческих операций. Отделение имеет собственный баланс, основной и оборотный капиталы. В управленческий аппарат отделения, как и во всех советских трестах, входят плановая, производственная, техническая и коммерческая части; есть бухгалтерия и управление делами. Во главе отделения стоит аппарат, аналогичный правлению треста, обычно из трех лиц: начальника отделения и двух его заместителей. В состав отделения входят его производственные и коммерческие единицы, характер которых зависит от деятельности отделения: заводы, промыслы, сельскохозяйственные фермы, лесные разработки и т. д. Каждое отделение работает в определенной производственной области и имеет свою территорию. Реализация продукции отделений производится или самостоятельно на советском рынке, или через посредников. Реализуемые на внутреннем рынке товары, изготовленные отделениями лагеря путем принудительного труда, имеют часто свое клеймо. Клеймо Соловецкого лагеря — слон. С таким клеймом можно купить в СССР, например, рыбные консервы, изготовленные «Рыбпромом». На внешнем рынке отделения, разумеется, выступают только через «Госторг» и иногда еще через второго посредника, чтобы окончательно скрыть происхождение товара. Рыбопромышленное отделение, «Рыбпром», в котором мне пришлось работать, имело консервный и рыбокоптильный заводы, мастерскую для постройки и ремонта судов, сетевязальные мастерские и свыше двадцати рыбопромысловых факторий (по лагерному — пунктов и командировок), разбросанных по побережью Онежского и Кандалакшского заливов Белого моря, на Соловецких островах и на Мурманском берегу Северного Ледовитого океана.
Отделения объединяются и административно подчинены управлению лагеря, которое должно регулировать, согласовывать и контролировать деятельность отделений. Для этого управление лагеря имеет весьма громоздкий аппарат, сложную бюрократическую машину, совершенно излишнюю с точки зрения производственной. Очевидно, это необходимая дань показной «плановости». В Москве, в управлении лагерями ОГПУ, имеется также аппарат, согласовывающий, регулирующий и контролирующий деятельность отделений, помимо управления лагеря. Аппарат этот состоит из специалистов по отдельным отраслям промышленности; в ГПУ эти специалисты называются «децернентами». Такой специалист ведает какой-нибудь одной отраслью промышленности во всех лагерях. Так, рыбной промышленностью в московском ГПУ ведает некий Виксон, в прошлом — рыбный торговец и председатель советского «Невтрест-торга», затем попавший в Соловецкий лагерь в качестве заключенного, и наконец поступивший на службу в ГПУ.
Таким образом, отделение в своей производственно-коммерческой деятельности, подчиняется по двум линиям: управлению лагеря и московскому децернету. Оба они, по мере сил и возможностей, вмешиваются в хозяйственную деятельность отделения, хотя всю ответственность за свою работу несет отделение. Такая двойственность подчинения и безответственность распоряжающихся и регулирующих органов не способствуют успеху работы, но явление это характерно для всех советских предприятий, и предприятия ГПУ в этом отношении не составляют исключения.
Как и все советские предприятия, отделения лагерей составляют годичные и пятилетние планы. Планы эти входят по одной линии в общий лагерный план, по другой — в общий план данной отрасли промышленности в ГПУ. Нет сомнения, что планы эти, в конце концов, входят и в общий план пятилетки. Роль промышленных предприятий ГПУ из года в год увеличивается, и в общем хозяйстве советского социалистического союза промышленность эта и строительство, основанные на рабском труде заключенных, начинают принимать решающее значение.
Таким образом, концентрационные лагеря в настоящее время — это огромные производственно-коммерческие предприятия, существующие параллельно с аналогичными «вольными» и казенными советскими предприятиями. Руководство первыми сосредоточено в ГПУ, вторыми — в различных наркоматах. Так, строительство путей сообщения сосредоточено в Наркомате путей сообщения и в ГПУ, лесное дело — в особом лесном наркомате и в ГПУ, рыбное дело — в «Севгосрыбтресте» и в ГПУ и т. д. В некоторых случаях масштаб работ предприятий ГПУ больше, чем соответствующих советских учреждений. Весьма вероятно, что лесные разработки ГПУ превосходят работу вольных лесных «трестов». Строительство путей сообщения почти целиком перешло в руки ГПУ. Целые лагеря с сотнями тысяч рабов в каждом заняты этими работами. Беломорско-Балтийский, недавно организованный «Дмитровский» (канал Москва-Волга), «Сызранский» и «Кунгурский» (постройка железно-дорожных путей) и, наконец, гигантский Бам — Лаг, Байкальско-Амурский (перестройка Кругобайкальской и Амурской железных дорог).
Казалось бы, основной принцип планового хозяйства, провозглашенный в Совдепии, исключает возможность такой грандиозной, параллельной государственной, промышленности — второй промышленной организации. Но дело в том, что ГПУ в СССР не просто государственное учреждение, это особое государство внутри государства. ГПУ имеет собственные войска, собственный флот, миллионы собственных подданных (заключенных в лагерях), собственную территорию, где не действуют советские законы и власти, ГПУ печатает собственные денежные знаки, запрещает своим подданным пользоваться советскими деньгами и не принимает их в своих магазинах. ГПУ издает собственные законы, и подданные ГПУ исключены из-под действия советских законов. ГПУ имеет свои суды, свои тюрьмы. Нет поэтому ничего удивительного в том, что ГПУ имеет собственную промышленность, параллельную советской.
Предприятия ГПУ, несмотря на общую с советскими предприятиями схему организации, имеют тем не менее свои особенности, весьма резко отличающие их не только от советских, но и вообще от всех существующих предприятий.
Я думаю, что научное исследование таких предприятий представило бы выдающийся интерес для экономистов, и надеюсь, что когда-нибудь материалы по работе хозяйственных предприятий ГПУ послужат темой научного исследования.
Знакомясь с материалами «Рыбпрома», поразился нескольким особенностям. Прежде всего — ничтожный основной капитал по сравнению с оборотными средствами; необыкновенно низкая себестоимость продукции и колоссальных размеров прибыль, совершенно не соответствующая производственной мощности предприятия. При добыче всего около семисот тонн рыбы и скупке у рыбаков примерно такого же количества, «Рыбпром» получил в 1930 году более одного миллиона рублей чистой прибыли. Чтобы оценить эти цифры, укажу, что северный государственный рыбный трест, в котором я работал перед арестом, в 1928 году имел улов около сорока восьми тысяч тонн, а прибыли менее миллиона рублей.
Особенно интересен анализ основного капитала «Рыбпрома». Все производственные сооружения этого предприятия, числящиеся в основном капитале, в сущности представляют временного типа бараки. Наиболее крупные здания — консервный завод, рыбокоптильня, сетевязальная мастерская помещаются в обширном сарае, который, непонятно почему, до сих пор не развалился. Оборудование примитивно до последней степени. На консервном заводе, например, не только нет водопровода, но и вообще пресной воды, И пищевые консервы готовятся на соленой морской воде. На большинстве пунктов для обработки рыбы нет рыбосольных помещений, и посол производится под открытым небом. Нет не только холодильника, но и ледника. Ни о какой механизации работ нет и помина. Все работы производятся только вручную.
Вследствие этого амортизация основного капитала в калькуляции себестоимости почти не играет роли. В этом отношении все предприятия лагерей, даже с такими сложными работами, как сооружение Беломорско-Балтийского канала, представляют поразительное сходство. Все работы ведутся только вручную, не приобретается никаких машин, не строится ни одного капитального здания, все подсобные помещения сооружаются так убого, как это только возможно. Работы ведутся, казалось бы, без самого необходимого. Картина прямо противоположная тому, что можно видеть в советских предприятиях, где затрачиваются огромные средства на капитальное строительство и механизацию, часто вопреки здравому смыслу, с единственной целью «догнать и перегнать».
Не надо иметь особой проницательности, чтобы понять, из-за чего происходит это различие. Лагерные предприятия не предназначены для показа, это одно, а главное — они обладают даровой рабочей силой. Эта бесплатная рабочая сила, в сущности, и есть тот основной капитал, которым оперируют предприятия ГПУ. Эта рабочая сила заменяет им все дорогостоящее оборудование и машины. Машины требуют внимательного ухода, хорошего, сухого помещения, требуют топлива определенного качества и в определенном размере. Другое дело рабы, заключенные. Уход за ними не требуется, они могут превосходно обходиться без всякого помещения или существовать в бараках, которые отапливать вовсе не обязательно и которые строят сами заключенные. Их рацион топлива — пищу — можно регулировать сообразно обстоятельствам: один килограмм хлеба можно свести к четыремстам граммам, можно сахара не давать вовсе, на тухлой соленой верблюжатине и конине они также превосходно работают. Наконец, раб — это универсальная машина, сегодня он копает канал, завтра рубит лес, послезавтра добывает апатиты. Надо только иметь хороший аппарат для понуждения, а в этом у ГПУ недостатка нет, это его основная специальность.
Но самая главная и приятная особенность этого основного капитала предприятия ГПУ та, что капитал этот не отражается ни на балансе, ни на калькуляции, он не требует амортизационных отчислений. Это совершенно особенный вид капитала, еще неизвестный ни одной капиталистической стране. Нечто вроде волшебного «столик, накройся!», или perpetuum mobbile.
Когда в капиталистических странах существовало рабство и крепостничество, чтобы приобрести рабов, надо было затратить капитал. Стоимость крепостных составляла основной капитал помещика, капитал, исчисленный — в рублях. И отсюда проистекали неприятные для всякого капиталистического предприятия последствия. Рабы старились, болели, умирали. Чтобы сохранить капитал, вложенный в покупку рабов, были необходимы амортизационные отчисления. Чем хуже были условия, в которых содержались рабы, тем быстрее они становились неработоспособными и умирали, следовательно, выше были амортизационные отчисления. С другой стороны, чем больше требовалось рабов, тем больший капитал надо было вложить в дело. В этих условиях и бережное отношение к рабам, и механизация работы могли быть интересны владельцу.
В социалистическом хозяйстве ГПУ эти неприятные стороны рабовладения обойдены. Во-первых, заключенные, заменяющие собой основной капитал ГПУ, получаются бесплатно. Поэтому социалистическая продукция этих предприятий не удорожается ни процентами на затраченный на покупку рабов капитал, ни амортизационными отчислениями. Во-вторых, капитал этот безграничен — на место каждого потерявшего на работе трудоспособность или умершего раба тотчас получается новый. Для этого надо только послать в УРО (учетно-распределительный отдел) требование, которое пишет, разумеется, заключенный же. Небольшие суммы, выплачиваемые предприятиями управлению лагерей за присылаемых заключенных, играют скорее роль налога на предприятия. Этот налог идет на покрытие расходов управления лагеря, а избыток составляет прибыль самого лагеря.
Только что рассмотренная особенность основного капитала предприятий ГПУ дает им огромное преимущество над обычными советскими предприятиями. Благодаря этой особенности, ГПУ может начинать любое дело без капитальных затрат и почти не имея амортизационных отчислений. Но низкая себестоимость продукции предприятий ГПУ объясняется не только этим. Заработная плата на всех советских предприятиях составляет один из главных элементов стоимости продукции, тем более что на нее ложатся огромные начисления — социальное страхование, профсоюз и проч. составляющие: до двадцати пяти процентов суммы заработной платы. Счастливое ГПУ не знает ни заработной платы, ни отчислений. На десятки тысяч рабочих в отделении не более десятка вольнонаемных, получающих заработную плату, остальные работают бесплатно. Правда, ГПУ выдает заключенным, работающим безупречно, премиальное вознаграждение, но оно составляет не более трех или четырех процентов того, что за такую работу ГПУ должно было бы заплатить вольному рабочему. Но и эта ничтожная плата выдается не советскими деньгами, а боннами ГПУ. Заключенный может купить на них (только в ларьках ГПУ) ничтожное количество пищи, которое не может утолить его постоянного голода. Пища, которую он получает за эти бонны, это отбросы, брак на производстве ГПУ, который продать иначе было бы невозможно. ГПУ и тут зарабатывает.
Таким образом, заработная плата не отягощает собой калькуляции производств ГПУ. Эти две статьи, амортизация и «зарплата», дают ГПУ не менее тридцати пяти процентов экономии в таком производстве, как рыбные товары, и значительно больше в работах, типа сооружения Беломорского канала.
В отношении оборотных средств предприятия ГПУ также находятся в необыкновенных условиях. Я уже отмечал, что ГПУ не выплачивает заработной платы, а выдачу премиальных производит в денежных знаках собственного производства. Это освобождает значительные средства. Предприятия ГПУ не знают тех затруднений, которые испытывают советские предприятия, никогда не могущие выплатить вовремя заработную плату рабочим.
Кроме того, предприятия ГПУ, поставляющие свою продукцию на внутренний рынок, никогда не имеют затруднений сбыта. Фирма ГПУ вполне гарантирует этот сбыт — ни один советский покупатель не рискнет отказаться приобрести или забраковать предложенный этой фирмой товар. Продает ГПУ свои товары, совершенно не сообразуясь с постановлениями советской власти, с твердыми ценами и другими ограничениями. Накидка сто — сто пятьдесят процентов на себестоимость — обычная накидка, утвержденная в планах предприятий ГПУ, в то время как советским государственным предприятиям не разрешается иметь более восьми процентов прибыли. Фактически ГПУ не довольствуется утвержденной в плане прибылью и продает свой товар зачастую с накидкой двести-триста, а иногда и значительно более процентов. Как пример, приведу здесь характерную для ГПУ операцию. «Рыбпром» торговал рыбой не только своего улова, но и купленной у вольных рыбаков. Рыбаки сдавали «Рыбпрому», как и другим казенным предприятиям (так называемой «кооперации» и трестам), рыбу по твердым ценам, установленным местным исполкомом. Продажа рыбы местным лицам или дороже установленной твердой цены жестоко преследуется и производится только из-под полы, мелкими партиями. «Рыбпром» приобретал у рыбаков зимнюю мороженую сельдь по твердой цене — десять копеек за килограмм. За эту цену рыбак должен был не только добыть рыбу на своей лодке и своими орудиями лова, но и доставить ее своими средствами на склад покупателя. Купив по десять копеек сельдь, «Рыбпром» тут же на дворе перепродавал ее другой организации ГПУ — «Динамо», по рублю за килограмм. Новый покупатель отвозил рыбу на своей лошади два квартала дальше, до государственной кемской гостиницы с грязным кабаком, и продавал ее там уже по три рубля за килограмм. Государственный кабатчик, зная, что рыба куплена у ГПУ по «вольной» цене и что, следовательно, ему тоже бояться нечего, подсолив эту селедку, продавал ее в своем ресторане по одному рублю за штуку. Беломорская сельдь мелкая, по пятьдесят — шестьдесят штук в килограмме. Поэтому потребитель получал этот товар по пятьдесят — шестьдесят рублей килограмм, то есть в пятьсот — шестьсот раз дороже твердо установленной цены (десять копеек), установленной советскими организациями.
Спекулятивный характер торговли ГПУ при остром недостатке товаров на рынке — это вторая особенность, чрезвычайно ускоряющая оборот предприятий ГПУ и обеспечивающая как постоянный приток средств, так и сверхъестественную прибыль.
Я отмечал, что ГПУ чрезвычайно легко сбывает бракованный товар. Брак — это настоящий бич всех советских предприятий. Чрезвычайная спешка, никуда не годные материалы, неопытные рабочие, сложные машины, с которыми никто не умеет обращаться, а главное — безграмотные начальники-коммунисты, стоящие во главе предприятий, ведут к тому, что брак, при самом снисходительном отношении покупателя, составляет чудовищный процент, срывающий все планы и расчеты. Предприятия ГПУ в этом отношении выгодно отличаются от своих советских конкурентов. Редкий покупатель осмеливается заявить, что ГПУ прислало ему негодный товар, и постарается его сплавить невзыскательному советскому потребителю. Однако брак бывает настолько низкого качества, что ГПУ не решается выступить с ним на вольном рынке — этот товар ГПУ продает в ларьках заключенным, часто по ценам, более высоким, чем оно сбывает не бракованный товар на вольном рынке. Товар этот выдается заключенным в виде премии за «ударную» работу, разумеется, за наличный расчет. Голодный заключенный рад и этому.
Чрезвычайно развитое взятничество — также характерное отличие всех предприятий ГПУ от обычных советских. Берут взятки по всякому поводу и без всякого повода: берут все, начиная от московских верхов ГПУ и кончая самым последним чиновником охраны из вольнонаемных. Взятки во внутреннем обиходе ГПУ и лагерей так укоренились, что считаются самым естественным делом, и вольнонаемные чины ГПУ нисколько не стесняются ни друг друга, ни заключенных, на глазах у которых открыто даются и берутся взятки. Деньги в СССР имеют ничтожное и, скорее, условное значение. Денежные взятки фигурируют только в фантастических процессах ГПУ, где за советские «дензнаки» иностранные капиталисты якобы покупают советских спецов. На самом деле в СССР деньгами вряд ли кого-нибудь можно соблазнить. По крайней мере, ГПУ берет взятки исключительно натурой. Качество и количество этой натуры строго соответствуют случаю, чину и рангу персоны, которая получает взятку. «Рыбпром» ГПУ давал взятки продуктами собственного производства — рыбой... Московское ГПУ — товарищ Бекий (член коллегии ОГПУ, ведающий лагерями) и прочая братия — получало семгу, предназначенную для экспорта в Англию, и особый сорт соловецкой сельди, обозначенной маркой четыре нуля. Эта «четырехнулевка» в продажу не поступала, она шла только на взятки. Экспортную семгу и «четырехнулевку» получали также начальники лагерей и начальники информационно-следственного отдела лагеря. Более мелкие чины получали семгу похуже, ящик-два копченой обыкновенной беломорской сельди; мелким чинам давали несколько банок консервов. В некоторых случаях взятки маскировались счетом, который выписывался в баснословно низкой сумме, совершенно не соответствовавшей стоимости отпускаемого товара. Прием, хорошо известный и в старое время.
Подготовка к представлению каждого отчета или плана в управление лагерей или в Москву шла всегда по двум линиям: в канцеляриях заключенные спецы сидели дни и ночи и готовили «материалы», то есть шпаргалки с необходимыми цифрами для отъезжающего начальства, и в кладовой, где заключенные укладывали, упаковывали и увязывали бочонки, ящики и корзины с разной рыбой. Эта вторая линия решительно превалировала над первой. Начальник отделения Симанков, а часто с ним и оба помощника осматривали отправляемые начальникам презенты, упаковку и тщательно размечали, кому какой предназначен пакет. Упаси боже, чтобы помощнику начальника попал покрупнее, чем начальнику. Да и упаковка для начальника другая. И все-таки на пакетах непременно ставились секретные пометочки, чтобы второпях потом не перепутать. «Материалами» же, то есть самим планом или отчетом, который предстояло защищать, начальник «Рыбпрома» интересовался гораздо меньше, да и плохо понимал он эти планы ввиду своей малограмотности. Точно такая же картина бывала при каждом посещении «Рыбпрома» начальником Главная забота была об угощении и снаряжении приятного пакета.
«Рыбпром» в этом отношении не представлял исключения Все отделения лагеря посылали начальству дары от трудов своих «Сельхоз» — свиные окорока, масло и лучшие сорта овощей, а для местного начальства, кроме того, сливки, сметану а дамам — цветы Обувная фабрика и фабрика платья обували и одевали начальников и их семьи Так как среди заключенных были лучшие петербургские и московские портные и сапожники, то и этим товаром можно было угодить начальникам Кустарный отдел, и тот преподносил начальникам замысловатые резные коробочки и ящички с изображением соловецких пейзажей и северных животных. Нет никакого сомнения, что эта система взяточничества немало украшает жизнь чинов ГПУ. Но нет также сомнения в том, что если бы какое-нибудь советское предприятие на воле организовало у себя такую систему подарков, то весь аппарат этого предприятия очень скоро оказался бы в подвалах ГПУ.