XIX. «Постоянная медицинская помощь»
ГПУ не любило, когда в тюрьме умирали. Оно не старалось доводить до смерти — это была «специализация» концентрационных лагерей, — а лишь стремилось ослабить физически и морально так, чтобы в заключенном не осталось никакой сопротивляемости. В печати оно изображало свой режим совсем иначе, и Рамзин, Федотов и другие, выступившие в процессе Промпартии, должны были специально засвидетельствовать перед многочисленной публикой, что все они в тюрьме поправили здоровье, получая «постоянную медицинскую помощь». Не спорю.
Они были на первых ролях, и перед выступлением на такой сцене о них должны были позаботиться. Недаром же купили они свои жизни ценой не менее двух тысяч жизней специалистов, не выпущенных на процесс. С другими обращались иначе: главной обязанностью старшего врача было установить наступление смерти после расстрела; остальной медицинский персонал дежурил круглые сутки на случай покушений на самоубийство и между делом оказывал, что называется, «посильную помощь».
После «веселеньких» допросов, когда я все силы напрягала, чтобы держать себя в руках, тело не выдержало; оно стало покрываться алыми пятнами, кожа чесалась, мокла, морщилась. Вид был страшный. Соседка, донимавшая меня мудрыми изречениями: «Лучше своя грязь, чем чужая зараза», решила, что я схватила какую-нибудь гадость, наводя чистоту на ужасающе грязный тюфяк или моясь в так называемой ванной. Ванная, куда нас водили два раза в месяц, была действительно жуткая. Это камера без окон и вентиляции, в которой стояла гигантская бесформенная медная ванна времен Александра II. Края у нее были помяты и поломаны, вся она была скользкая и липкая. Никому в голову не приходило наполнить ее водой и мыться в ней, но так как над ней были краны и душ, в нее приходилось влезать. Впечатление беспредельной грязи усиливалось еще тем, что стены облупились от пара, масляная краска сползла, штукатурка выкрошилась. Потолок был почти так же черен, как асфальтовый пол. Дыхание перехватывало от удушливо-спертой вони. Но мыться надо было, хоть и в таком мерзейшем месте.
Пришлось просить врача, чтобы узнать, как обезопасить соседку. Явилась лекпомша, т. е. лекарский помощник, фельдшерица. Она буквально на одно мгновение заскочила в камеру в сопровождении надзирательницы, и не успела я раскрыть рта, как она выпалила: «Легкая зараза, не мойтесь, пришлю мазь,» — и в ту же минуту выкатилась. Правило, что медицинский персонал не должен разговаривать с заключенными, она выполнила с точностью. Через некоторое время надзирательница сунула в форточку вощеный пакетик с какой-то мазью. Соседка, как человек более опытный, понюхала: «Точно такую же она мне присылала, когда у меня болело ухо». Позже мои соседки получали эту мазь от фурункулов, геморроя и многого другого. Когда после тюрьмы я обратилась к вольному врачу, он немало удивился такому способу лечения, так как заболевание мое было типичной нервной экземой, которую надо было мыть, а не мазать.
— Но доктор-то должен быть в тюрьме? — добивался он.
— Был, но вызвать его могла только лекпомша, когда считала свои знания недостаточными, что не часто случалось при таком стремительном осмотре.
Впрочем, я два раза наблюдала визит врача. Одна из моих соседок слегла с припадком аппендицита. Доктор пришел, ткнул ей в то место, где полагается быть аппендиксу, и спросил:
— Здесь?
— Здесь, доктор, — порывалась сказать она, — я не могу...
Но он уже повернулся и вышел. Дверь камеры захлопнулась, и мы остались с разинутыми ртами.
Второй раз был сильнейший припадок грудной жабы у пожилой уже женщины. Так как это случилось при допросе, а следователи не любят, чтобы у них умирали до конца «дела», они сами сейчас же прислали врача к заключенной, которую почти на руках доставили в камеру.
Доктор пощупал пульс и вышел, ничего не сделав и не сказав ни слова. Очевидно, непосредственно смертельной опасности не было. Мы с надзирательницей провозились с больной всю ночь, так как она задыхалась и теряла сознание, но врача уже не звали.
Потом мне рассказали, что этот врач заявил в общей камере, куда его вызвали к заключенному, который второй день лежал в бреду:
— Помните, я прихожу только к мертвым и параличным. Зря меня не вызывать.
Но, может быть, и в самом деле было бы большей нелепостью, если бы в то время, когда следователь готовил Соловки или расстрел, врачи залечивали что-то и поддерживали нашу обреченную жизнь.
Впрочем, летом, когда цинга обнаружилась в убедительных даже для ГПУ цифрах, к нам проявили необыкновенное внимание.
Как-то днем, во внеурочное время, раздался повсеместный лязг ключей и хлопанье дверей. Распахнулась и наша. Вошел врач лет под шестьдесят, значит, еще старой школы, в белом халате, но с папироской в зубах. Не выпуская папиросы изо рта, он скомандовал:
— Глаз! — и бесцеремонно вывернул мне веко.
— Зуб! — полез пальцем в рот и потер десны.
— Ногу! — ощупал колено.
Не моя рук, только перекатив папироску из одного угла рта в другой, он то же проделал с моей соседкой, кстати сказать, уголовницей, больной венерической болезнью, и, пыхнув ей дымом в нос, вышел. Визит продолжался какую-нибудь минуту, затем дверь захлопнулась, и доктор был уже в следующей камере. Быстрота осмотра, не говоря об упрощенности гигиенических правил, являлась рекордом. Но в следующую передачу мы получили лук, чеснок и свежие огурцы. На дворе в эти дни появилось много новых гуляющих. Но что это были за выходцы с того света! Одна совсем молодая женщина едва ходила, волоча ногу. Другая, почти девочка, в наивной блузке с матросским воротничком, едва дотащилась до табуретки «прогульщика», села, посмотрела на солнце и тихо заплакала. Бедняжка, она, верно, думала, что больше его никогда не увидит! Третью, старую уже женщину, со строгим, как на иконе, лицом, вынесли на койке, — ходить она не могла. Когда ее уносили, она долгим взглядом посмотрела на небо и перекрестилась.
Забыв все предосторожности, мы висели на окне, дрожа, как в лихорадке: это открывались «мертвые» камеры, обитательниц которых, лишенных прогулок, мы не знали. Одна из них попала на прогулку вместе с нами. Она едва передвигалась; под этим предлогом я стала обгонять ее, хоть это и воспрещалось, чтобы хоть взглядом выразить ей сочувствие; она поняла меня и пробормотала вслед:
— Шесть месяцев без прогулки, книг, передач!
Шесть месяцев, 180 дней, без звука, без слова, кроме угроз и издевательств следователя! Шесть месяцев такого тяжкого извода, и это — во время предварительного следствия, когда вина, даже с точки зрения ГПУ, еще не доказана!
Трихонов в статье о декабристах писал о Пестеле, что его непокаянное письмо Николаю I извинительно, так как он пять месяцев сидел в одиночке. Но царское правительство той мрачнейшей эпохи давало ему, поднявшему военный бунт, Библию, бумагу и чернила, в то время как социалистическое правительство «самой свободной страны в мире» на полгода обрекало женщин на существование, мало чем отличающееся от могильного, и позволяло гулять десять минут тогда лишь, когда они превращались в калек. Кому была нужна при таком режиме хотя бы даже постоянная медицинская помощь?..
13. Мой первый допрос
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 13. Мой первый допрос
Медленно шел я к стоящему на высоком берегу одноэтажному длинному, как барак, дому ГПУ. Вокруг него, как и у других домов Мурманска, забора не было; грязь такая же, как всюду. Перед домом среди вонючих помойных ям рылись свиньи. Прихожая, или комната для дежурных, разделена низкой перегородкой, за которой сидят двое в красноармейской форме. Один деятельно крутил ручку допотопного телефона, всегда бывшего в неисправности, второй зевал и лениво разглядывал меня. — Вам кого? Протянул ему молча повестку. — Обождите. Сел на скамью, уныло смотрю, как медленно движутся стрелки на стенных часах. Дежурные говорят о выдачах в кооперативе. Наконец, подходит красноармеец. — Давайте! Пропустил меня вперед и ввел в коридор. Арестован я уже, или это у них такой общий порядок водить под конвоем? Коридор широкий, грязный, темный. Справа ряд дверей с висячими замками — камеры. Здесь сейчас С. В. Щербаков и К. И. Кротов, люди, которые, может быть, заслуживают наибольшего уважения в тресте. У одной из дверей в конце коридора конвойный останавливает меня. — Обождите. — Слегка стучит в дверь, вводит в кабинет следователя. Грязные тесовые стены, некрашеный пол, два стола, три стула. За одним из столов сидит женщина. «Опять ждать, — подумал я, — верно, стенографистка». Мне и в голову не пришло, что следователем может быть женщина; меня удивило, когда она обратилась ко мне со словами: — Товарищ Чернавин, садитесь, нам надо много о чем с вами поговорить. Она указала мне на стул перед ее столом.
25. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки»
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 25. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки»
Как же могла выглядеть последовательность событий, связанных с операцией "контролируемой поставки" радиоактивных вещей через Георгия Кривонищенко, в свете изложенной выше информации? Сложная, многокомпонентная оперативная игра не могла задумываться и реализовываться на уровне территориального Управления КГБ по Свердловску и области. Замысел подобной комбинации должен был вызревать в Москве и притом на довольно высоком уровне, поскольку требовал согласования с разными инстанциями - от ЦК КПСС и Совмина СССР, до Академии наук. Возможным толчком операции послужило обнаружение агентурного канала западной разведки в Челябинске-40, либо смежном ему производстве. Видимо был обнаружен некий шпион иностранной разведки, которого принудили стать "двойным агентом". Все его контакты, само собой, попали под полный контроль советской контрразведки. Практическая работа по реализации дезинформирующей операции началась с подбора надлежащего человека на роль "внедренца". Перевербованный агент, как и всякий "двойник" не внушал полного доверия, иностранной разведке надо было подставить человека, изначально работавшего на отечественную госбезопасность, так сказать, "нашего до мозга костей". Вполне возможно, что первоначально на роль подставного планировался Александр Колеватов, однако затем была найден лучшая кандидатура - Георгий Кривонищенко. Колеватов всё-таки был студентом и его проникновение на атомный объект могло состояться только в будущем (а могло и не состояться вообще). Между тем, Георгий Кривонищенко уже работал в Челябинске-40, и что немаловажно, его отец являлся крупным управленцем.
Глава 26
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 26
Вскоре после отступления Генштаб реорганизовал армию. Были проведены перестановки в командном составе, слияния дивизий и полков, созданы новые воинские части. Во многом претерпел изменения и весь личный состав. Я не удивился, когда получил приказ о переводе с бронепоезда во вновь формируемый танковый батальон. Расставание с приятелями-офицерами и командой бронепоезда, конечно, опечалило, но перспектива службы в танковом подразделении казалась заманчивой. В моем случае на перевод в другую воинскую часть повлияли два фактора: во-первых, желание моих флотских друзей, уже находящихся при танках, чтобы я проходил службу вместе с ними; во-вторых, мое знание английского языка на рабочем уровне. Три больших тяжелых танка и два легких представляли собой весомый вклад союзников в Северо-западную армию. Будучи новейшим вооружением, еще не использовавшимся в России, танки прибыли в сопровождении 40 британских офицеров и солдат. Идея состояла в том, что, пока русские не научатся управлять машинами, их экипажи будут формироваться наполовину из англичан. Формирование такого подразделения – сложная проблема, но отношения между русскими и англичанами изначально отличались дружелюбием, уже после первой недели между ними возникла взаимная искренняя симпатия. Большей частью это было заслугой полковника из Южной Африки и русского флотского капитана. Оба олицетворяли лучшие качества боевого офицерства своих стран. Русские отдавали должное мотивам, которые побудили британских офицеров добровольно включиться в борьбу с большевиками, англичане, в свою очередь, относились к русским чутко и тактично.
Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918-1920 гг.) [11]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918–1920 гг.)
Государственная дума и тактика социал-демократии
Сталин И.В. Cочинения. - Т. 1. - М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1946. С. 206–213.
Вы, наверное, слышали об освобождении крестьян, Это было время, когда правительство получало двойной удар: извне – поражение в Крыму, изнутри – крестьянское движение. Потому-то правительство, подхлёстываемое с двух сторон, вынуждено было уступить и заговорило об освобождении крестьян: "Мы должны сами освободить крестьян сверху, а то народ восстанет и собственными руками добьется освобождения снизу". Мы знаем, что это было за "освобождение сверху"... И если тогда народ поддался обману, если правительству удались его фарисейские планы, если оно с помощью реформ укрепило свое положение и тем самым отсрочило победу народа, то это, между прочим, означает, что тогда народ еще не был подготовлен и его легко можно было обмануть. Такая же история повторяется в жизни России и теперь. Как известно, и теперь правительство получает такой же двойной удар: извне – поражение в Манчжурии, изнутри – народная революция. Как известно, правительство, подхлестываемое с двух сторон, принуждено еще раз уступить и так же, как и тогда, [c.206] толкует о "реформах сверху": "Мы должны дать народу Государственную думу сверху, а то народ восстанет и сам созовет Учредительное собрание снизу". Таким образом, созывом Думы они хотят утихомирить народную революцию, точно так же, как уже однажды "освобождением крестьян" утихомирили великое крестьянское движение. Отсюда наша задача – со всей решимостью расстроить планы реакции, смести Государственную думу и тем самым расчистить путь народной революции. Но что такое Дума, из кого она состоит? Дума – это ублюдочный парламент.
Chapter IX
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter IX
The origin and descent of Captain Henry Morgan His exploits, and the most remarkable actions of his life. CAPTAIN HENRY MORGAN was born in Great Britain, in the principality of Wales; his father was a rich yeoman, or farmer, of good quality, even as most who bear that name in Wales are known to be. Morgan, when young, had no inclination to the calling of his father, and therefore left his country, and came towards the sea-coasts to seek some other employment more suitable to his aspiring humour; where he found several ships at anchor, bound for Barbadoes. With these he resolved to go in the service of one, who, according to the practice of those parts, sold him as soon as he came ashore. He served his time at Barbadoes, and obtaining his liberty, betook himself to Jamaica, there to seek new fortunes: here he found two vessels of pirates ready to go to sea; and being destitute of employment, he went with them, with intent to follow the exercises of that sort of people: he soon learned their manner of living, so exactly, that having performed three or four voyages with profit and success, he agreed with some of his comrades, who had got by the same voyages a little money, to join stocks, and buy a ship. The vessel being bought, they unanimously chose him captain and commander. With this ship he set forth from Jamaica to cruise on the coasts of Campechy, in which voyage he took several ships, with which he returned triumphant. Here he found an old pirate, named Mansvelt (whom we have already mentioned), busied in equipping a considerable fleet, with design to land on the continent, and pillage whatever he could.
Chapter II
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter II
A description of Tortuga The fruits and plants there How the French first settled there, at two several times, and forced out the Spaniards The author twice sold in the said island. THE island of Tortuga is situate on the north side of Hispaniola, in 20 deg. 30 min. latitude; its just extent is threescore leagues about. The Spaniards, who gave name to this island, called it so from the shape of the land, in some manner resembling a great sea-tortoise, called by them Tortuga-de-mar. The country is very mountainous, and full of rocks, and yet thick of lofty trees, that grow upon the hardest of those rocks, without partaking of a softer soil. Hence it comes that their roots, for the greatest part, are seen naked, entangled among the rocks like the branching of ivy against our walls. That part of this island which stretches to the north is totally uninhabited: the reason is, first, because it is incommodious, and unhealthy: and, secondly, for the ruggedness of the coast, that gives no access to the shore, unless among rocks almost inaccessible: for this cause it is peopled only on the south part, which hath only one port indifferently good: yet this harbour has two entries, or channels, which afford passage to ships of seventy guns; the port itself being without danger, and capable of receiving a great number of vessels. The inhabited parts, of which the first is called the Low-Lands, or Low-Country: this is the chief among the rest, because it contains the port aforesaid. The town is called Cayona, and here live the chiefest and richest planters of the island.
Часть 1
Побег из ГУЛАГа. Часть 1
Links
Links : resources in English, French and other languages, using Latin-based scripts
От автора
Короли подплава в море червонных валетов. От автора
Книга продолжает изданную под названием «Рыцари глубин» хронику рождения и становления подводного плавания в России. Хронологические рамки повествования охватывают период с конца 1917 по июнь 1941 г. Материал основывается на сведениях, отобранных из фондов РГА ВМФ, ЦВМА, ЦВМБ, а также из газетных и журнальных статей. Первые три части книги характеризуют времена Гражданской войны, восстановления подводного плавания страны и его дальнейшего развития. Рассказывается о попытках утверждения новой военно-морской доктрины, строительстве подводных кораблей новых типов, подготовке подводников в условиях надвигающейся войны. Четвертая часть книги содержит краткие биографические сведения о первых советских командирах подводных лодок. Даже поверхностное знакомство с представленными сведениями позволит читателю понять, почему в 1941 г. страна оказалась не готовой в том числе и к войне на море. В Приложении читатель найдет необходимые справки. Каждому флоту отводятся отдельные главы. Приводимые в некоторых из них материалы и рассуждения, связанные с репрессиями в отношении моряков, с непримиримой борьбой моряков против армейцев за военно-морскую доктрину, которая соответствовала бы статусу военно-морской державы, с организацией и проведением боевой подготовки и с другими общефлотскими положениями, следует отнести ко всем флотам страны. [4] Автор выражает искреннюю благодарность старшим научным сотрудникам Российского государственного архива Военно-Морского флота Наталье Алексеевне Гоц и Центрального военно-морского архива Алле Андреевне Лучко, оказавшим неоценимую помощь в поиске и обработке необходимого материала.
17. Аресты в Москве
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 17. Аресты в Москве
Во всем чувствовалась подготовка к каким-то событиям. Коммунисты и спецы, близкие к коммунистам, занимавшие видные посты в рыбной промышленности, бежали из Москвы. Еще весной В. И. Мейснер, бывший начальник «Главрыбы», человек, близкий к большевикам, больше коммунист, чем сами коммунисты, «по собственному желанию» оставил место директора Научного института рыбного хозяйства в Москве и уехал в экспедицию на Каспийское море. Член правления «Союзрыбы», коммунист М. Непряхин, неожиданно ушел из «Союзрыбы». Крышев, коммунист, бывший старшим директором рыбной промышленности с самого начала революции, также уехал из Москвы. Заместитель директора Института рыбного хозяйства, так называемый «Костя» Сметанин, спешно устроил себе командировку за границу. Что-то чуяли эти люди или, вернее, что-то знали о готовящейся гибели их товарищей, и чья-то заботливая рука отводила их от места, предназначенного к обстрелу. Перед уходом Крышев успел напечатать в «Известиях» 2 августа 1930 года интервью, явно предназначенное для ГПУ, в котором, не называя, но достаточно прозрачно намекая, доносил на М. А. Казакова, обвиняя его в потворстве частновладельческому промыслу и в том, что, проводя охранительные мероприятия по лову рыбы, он злостно препятствовал развитию рыбной промышленности. Крышев знал, что в советских условиях ответить на такую клевету невозможно и что она может быть очень опасной. Действительно, обе эти вины были представлены ГПУ как факты «вредительства», и М. А. Казаков был расстрелян.
14. Краткий анализ результатов судебно-медицинскх экспертиз тел Дубининой, Золотарёва, Колеватова и Тибо-Бриньоля
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 14. Краткий анализ результатов судебно-медицинскх экспертиз тел Дубининой, Золотарёва, Колеватова и Тибо-Бриньоля
Завершая описание и разбор телесных повреждений, зафиксированных при проведении судебно-медицинских экспертиз тел туристов, найденных в овраге, и, принимая во внимание соображения, изложенные в предыдущей главе, подведём некоторые итоги: 1) Сила, воздействие которой послужило причиной смерти Дубининой, Золотарёва и Тибо-Бриньоля, безусловно была очень значительной; 2) В случае Золотарёва и Дубининой можно видеть удивительное единообразие как внешнего силового воздействия, так и обусловленных им переломов рёбер; 3) Сила эта действовала с высокой точностью и избирательностью. Несмотря на разный рост и вес Дубининой и Золотарёва, внешнее воздействие, сломавшее рёбра обоим, не задело ключиц. Но при этом поломало вторые (и нижележащие) рёбра. Удивительна, прямо-таки, невероятна, прицельность приложения этой нагрузки! Чувство удивления только возрастёт, если мы примем во внимание то, что неповреждёнными остались плечевые кости рук. В самом деле, трудно даже вообразить какое положение должно занимать человеческое тело в момент причинения ему естественным образом столь странных повреждений. Если человек лежит на спине и на него следует неприцельный навал некоей значительной массы, то он должен получить перелом ключиц - в силу анатомических особенностей они расположены так, что в лежачем положении возвышаются над грудной клеткой. Если человек лежит на боку, то в случае неприцельного воздействия на грудную клетку большой падающей массы должны быть поломаны кости вышележащей руки... Но ничего этого мы не видим.