XIII. В Финляндии

В первый раз мы зажгли костер, скрыв его под склоном в глубоком ущелье. Отец ломал и таскал сухостой; мальчик бегал за валежником. Я набрала грибов, которые торчали по всей гривке, и готовила первую похлебку.

Тепло костра, запах горячей пищи, светлый круг пламени — как это было необыкновенно. Выкинутые из людского мира, без крова, без защиты, получив право огня, мы почувствовали себя все же людьми, а не звериной семьей, на которую ведут облаву.

— Боюсь, что ночью будет дождь, гроза заходит.

— Может, мимо пройдет.

Мы говорили тихо, неловко было нарушать тишину, стоявшую в этом огромном лесу; казалось, что человеческие голоса будут звучать неуместно, дерзко.

— Грибы готовы?

— Сейчас, я только разведу костер по-настоящему.

Над маленьким огоньком, на котором я варила пищу, муж опрокинул пень с растопыренными корнями, подложил сучьев, и пламя с треском взвилось и разбросало искры, как фейерверк.

Мы тесно сели втроем у котелка.

Медленно, с особым чувством почтения к сытной, настоящей пище, брали мы ложками густую рисовую кашу с грибами, душистую и жирную от сала; внимательно, старательно пережевывали и проглатывали маленькими порциями.

Мальчик отвалился от котелка, когда еще не все было съедено, — устал от пищи. Я ела медленно, стараясь незаметно пропускать свою очередь, но была сыта. Муж остался голоден: ему одному надо три таких котелка. Все же и он подкрепился.

Мальчик заснул сейчас же, как только проглотил последнюю ложку. Мы долго еще сидели у костра и разговаривали.

Это была наша первая настоящая беседа с тех пор, как мы бежали.

Точно мне не вспомнить, о чем шла речь, но для нас обоих это была первая встреча на воле после двух лет тюрьмы и ссылки, после стольких лет советского житья, которое волей тоже не назовешь. На душе было тепло и ласково. Воскресали в памяти юные годы, далеко отошедшие в прошлое мысли и чувства, как будто мы снова становились молоды, как двадцать лет назад. Робко, смущенно начали мы думать о будущем.

— Не выдадут нас там? — спрашивал муж, скорее, утвердительным тоном.

— Нет, не выдадут, — уверенно отвечала я.

Про себя я не раз думала об этом и пришла к заключению, что не может быть такого правительства, которое решилось бы нас, прошедших путь горя и испытаний, выдать на смертную муку.

— Проживем мы там как-нибудь? — спрашивал он, боясь обнаружить уверенность.

— Проживем.

— Ничего у нас нет, и придем мы туда в отрепьях.

— Лишь бы добраться.

— Кто же поможет, у нас там нет ни души?

— Люди помогут. Неужели дадут пропасть, да еще с ребенком?

Томила усталость, и жалко было, засыпая, терять ощущение первых минут свободы.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Мы легли около костра. Отец позади сына, чтобы своим телом защищать его от холода, который подбирался из лощины. Ночь сжимала нас черным кольцом. Светлый и теплый круг у костра был всем, что мы пока отвоевали у судьбы.

2. Поездка к северным пунктам лагеря

Записки «вредителя». Часть IV. Работа в «Рыбпроме». Подготовка к побегу. 2. Поездка к северным пунктам лагеря

Итак, «Рыбпром» ГПУ решил командировать меня в «научную экспедицию» по обследованию своих промыслов, но предварительно я должен был два дня носиться по всем канцеляриям лагеря для выполнения бесчисленных формальностей и собрать целый ворох документов и удостоверений, с которыми и впредь требовалось немало возни. Первое — это был воинский железнодорожный билет, полученный по литере ГПУ. Второе — удостоверение на право ношения «вольной» одежды: в случае командировок за пределы лагеря заключенные отпускаются в своем платье, чтобы не привлекать внимания публики. Третье — командировочное свидетельство, написанное крайне односложно: «Ихтиолог, заключенный Чернавин, командируется в Северный район для исследования сроком на десять дней». Четвертое — подробная инструкция для производства работы, которую писал я сам, но на бланке «Рыбпрома», и которая была подписана начальником «Рыбпрома» Симанковым; из этой инструкции следовало, что я должен странствовать на лодке два месяца. «Неувязка» в этих двух последних документах была очевидна, но по правилам управления лагеря удостоверения на срок больше, чем десять дней, не выдаются, и они продляются на месте, после сношения с Кемью по телеграфу. В любом пункте, кроме того, начальник охраны мог задержать меня и отправить под конвоем обратно, если я покажусь ему подозрительным или просто не понравлюсь.

19. Кто убивал: значимые черты обобщённого портрета убийц на основании предполагаемой поведенческой модели

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 19. Кто убивал: значимые черты обобщённого портрета убийц на основании предполагаемой поведенческой модели

Что же можно сказать об убийцах, основываясь на зафиксированных следствием деталях преступления и сделанных выше выводах? Пойдём по порядку: - Убийцы не являлись членами группы Игоря Дятлова, в противном случае согласованные действия группы были бы исключены. Между тем, "дятловцы" отступали от палатки все вместе, в одном направлении и при сохранении, как минимум, голосового контакта. В дальнейшем мы видим согласованные действия под кедром и в овраге; - Убийц было немного - 2, максимум, 3 человека - поскольку эти люди испытывали явное затруднение с контролем всей группы туристов. Именно их неспособность полностью контролировать всю группу обеспечила Золотарёву и Тибо-Бриньолю возможность отделиться в самом начале нападения и сохранить одежду, обувь, головные уборы; - Убийцы были вооружены огнестрельным оружием, поскольку без него им не удалось бы добиться повиновения группы из 9 человек, располагавшей по меньшей мере 3 топорами, 5 ножами и 2 лыжными палками. Именно подавляющее силовое превосходство противника заставило по меньшей мере семерых взрослых, адекватных и достаточно опытных людей подчиниться совершенно диким на первый взгляд требованиям снять головные уборы, перчатки и обувь. Без огнестрельного оружия противник не смог бы подавить волю к сопротивлению до такой степени; обязательно началась бы групповая драка, свалка и на телах и одежде погибших появились бы связанные с этим специфические повреждения; - Убийцы явно выдавали себя не за тех, кем являлись на самом деле. Именно этим объясняется недооценка некоторыми членами группы степени угрозы, созданной этими людьми.

От издателя

Борьба за Красный Петроград. От издателя

Оборона Петрограда занимает особое место в истории Гражданской войны в России. Все враждующие стороны прекрасно понимали как военное, так и политическое значение города. Являясь крупнейшим в стране промышленным центром и главным транспортным узлом Северо-Запада, Петроград был «краеуголным камнем» в системе фронтов Красной армии и последней базой красного Балтийского флота — единственного флота Республики. Не меньшее значение Петроград представлял для большевиков и как политический центр и поставщик кадров. Борьба за Петроград велась на всем протяжении Гражданской войны в России и сопровождалась сложными политическими маневрами со стороны всех ее участников. Формально эта война и началась с похода войск Краснова на столицу осенью 1917 года, хотя можно принять за начальный момент всероссийской междоусобицы мятеж Корнилова и связанные с ним действия 3-го конного корпуса генерала Крымова. За этими первыми столкновениями последовали два наступления белой Северо-западной армии и [6] интервентов в 1919 году, а завершилась петроградская эпопея Кронштадтским мятежом 1921 года. История событий под Петроградом известна современному читателю относительно мало, хотя после окончания Гражданской войны вышел целый ряд работ различного плана, посвященных этим событиям. Причину этого надо искать в 30-х годах. Большинство подобных книг создавалось под эгидой Ленинградской парторганизации, что было в те годы нормальной практикой. Но «борьба с троцкистско-зиновьевским блоком», а Т. Е. Зиновьев был руководителем питерских коммунистов, отправила «неправильные книги» в спецхран. Обороне Петрограда «не повезло» и с военными руководителями.

31. Что было дальше?

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 31. Что было дальше?

А что было дальше? В самом деле, что могло быть после того, как Комитет государственной безопасности потерпел столь сокрушительный провал в излюбленной отечественными спецслужбами операции по дезинформации? Шутка ли, погибли девять человек, в том числе и непричастные к оперативной комбинации, в том числе - девушки... За это должен был кто-то ответить! Ответил ли? Думается, да. 6 июля 1959 г. произошло событие, которое не имело аналогов в истории советской госбезопасности ни до, ни после указанной даты. Даже в дни "Большого Террора" 1936-38 гг. столь удивительных и необъяснимых событий не происходило. В один день лишились своих постов трое из пяти заместителей Председателя Комитета госбезопасности. Можно сказать, полетели из своих кабинетов с треском... Кто именно? Бельченко Сергей Савич, самый высокопоставленный из отрешённых от должности, являлся на момент отставки генерал-полковником. Родился Бельченко в 1902 г., т.е. в июле 1959 г. ему не исполнилось и шестидесяти лет. С 1924 г. Сергей Савич находился на действительной военной службе, в 1927 г. переведён в погранвойска ОГПУ-НКВД. Попав в систему госбезопасности, Бельченко сделал там успешную карьеру, став настоящим профессионалом этого - весьма специфического !- рода деятельности. С июля 1941 г. он являлся заместителем начальника Особого отдела НКВД Западного фронта, на его плечах лежали тяготы той самой контрразведывательной работы, о которой ныне снимают телесериалы. Он организовывал облавы на абверовских парашютистов в тылах фронта, лично их допрашивал, вскрывал уже внедрённую в войска агентуру, курировал связанную с этим следственную работу.

VIII. Белочкин дом

Побег из ГУЛАГа. Часть 3. VIII. Белочкин дом

Вдруг что-то зашуршало наверху в ветках. — Мама, смотри, это белочка. Быстро и уверенно белка спустилась вниз, озабоченно оглядывая нас совсем близко. Она наблюдала всю операцию. — Это твой дом, правда? — сказал мальчик, забывая свою тревогу. — Ты тут хозяйка, правда? Ну, ничего. Мы скоро уйдем. Белочка пододвинулась еще ближе и, потряхивая хвостом, разглядывала нас своими черными блестящими глазками. — Мама, это очень хорошо, что белочка к нам пришла? — Да, конечно. — Почему? — Потому что это значит, что она не напуганная, и что здесь нет людей близко. — А собак? — Нет, спи, ты — белочкин гость! — Мы назовем это место «Белочкин Дом», правда? Мальчик совсем повеселел и заснул, а белка так спокойно, как только может быть в природе, где нет человека, исчезла по веткам наверх. Трава, деревья, животные и птицы — все жили своей чистой и спокойной жизнью.

12. «Сон Попова»

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 12. «Сон Попова»

Книга в тюрьме — это совсем не то, что книга на воле. Это, может быть, единственный настоящий момент отдыха, и то, что было много раз прочитано, приобретает совершенно новый смысл и силу. Кроме того, книг так мало, получить их так трудно, что одно это придает им особую ценность и значение. В общую камеру с числом заключенных около ста на две недели выдается тридцать книг, из них десять книг политического содержания, которые никто читать не хочет. В одиночках, в тех редких случаях, когда разрешены книги, выдаются на две недели четыре книги, из которых одна политическая. Тюремная библиотека на Шпалерной составлена была до революции и оказалась неплохой по составу. После революции часть книг, как, например, Библия, Евангелие и многие другие, была изъята; часть книг, особенно русские классики, была растащена, зато библиотека пополняется тощими произведениями советских писателей и, главным образом, книгами политическими. При этом надо сказать, что основных политических или политико-экономических трудов почти нет, а все забито мелкими брошюрками, внутрипартийным переругиванием, теряющим смысл, пока книга печатается, и пр. Часто это преподношения авторов крупным членам ГПУ, которые, желая избавиться от лишнего хлама в доме, жертвуют его в тюремную библиотеку. Книги эти обычно поступают неразрезанными; часто имеют трогательные авторские надписи, которые только и прочитываются заключенными с некоторым интересом. Читают же охотнее всего Лескова, Л. Тостого, Достоевского, Тургенева, Пушкина, Лермонтова, Чехова. С особым вниманием читалось все, что касалось описания тюрем, допросов, каторги, при этом совершенно исключительным успехом пользовался «Сон Попова» Ал. Толстого.

Chapter XVI

The voyage of the Beagle. Chapter XVI. Northern Chile and Peru

Coast-road to Coquimbo Great Loads carried by the Miners Coquimbo Earthquake Step-formed Terrace Absence of recent Deposits Contemporaneousness of the Tertiary Formations Excursion up the Valley Road to Guasco Deserts Valley of Copiapo Rain and Earthquakes Hydrophobia The Despoblado Indian Ruins Probable Change of Climate River-bed arched by an Earthquake Cold Gales of Wind Noises from a Hill Iquique Salt Alluvium Nitrate of Soda Lima Unhealthy Country Ruins of Callao, overthrown by an Earthquake Recent Subsidence Elevated Shells on San Lorenzo, their decomposition Plain with embedded Shells and fragments of Pottery Antiquity of the Indian Race APRIL 27th.—I set out on a journey to Coquimbo, and thence through Guasco to Copiapo, where Captain Fitz Roy kindly offered to pick me up in the Beagle. The distance in a straight line along the shore northward is only 420 miles; but my mode of travelling made it a very long journey. I bought four horses and two mules, the latter carrying the luggage on alternate days. The six animals together only cost the value of twenty-five pounds sterling, and at Copiapo I sold them again for twenty-three. We travelled in the same independent manner as before, cooking our own meals, and sleeping in the open air. As we rode towards the Vino del Mar, I took a farewell view of Valparaiso, and admired its picturesque appearance. For geological purposes I made a detour from the high road to the foot of the Bell of Quillota.

323 г. до н.э. - 30 г. до н.э.

C 323 г. до н.э. по 30 г. до н.э.

Эллинистический период. От смерти Александра Великого в 323 г. до н.э. до римского завоевания Птолемейского Египта в 30 г. до н.э.

IX. В неизвестное

Побег из ГУЛАГа. Часть 3. IX. В неизвестное

Часа через два мальчик проснулся. Ранка была в хорошем состоянии, но, конечно, ни один доктор не разрешил бы ему вставать с постели, а мы должны были заставить его идти по камням и болотам, пока он был в силах передвигаться. Перед нами был новый перевал, склон вскоре стал безлесным. С любой точки гребня хребта, направленного с севера на юг и очень похожего на пограничный, нас легко было взять на прицел. Будь моя воля, я, кажется, пошла бы без всяких предосторожностей, таким отчаянным казалось мне наше положение, но муж строго следил за тем, чтобы мы возможно быстрее делали перебежки, отлеживались за глыбами гранита и опять бежали до следующего прикрытия. Что думал мальчик, я не знаю. Он шел сжав губы, бежал, ложился, опять бежал. Ни колебания, ни страха. С перевала шел пологий спуск, вскоре начинались кусты можжевельника, низкие, но пушистые ели и полярные березки. В первом же закрытом месте мы сбросили рюкзаки и легли на мягкий, почти сухой мох. Перед нами открывалась неизвестность, и это надо было обсудить и усвоить. На запад текла река. На картах, которые мы видели до бегства и в общих очертаниях хранили в памяти, граница была проведена по водоразделу. Но там была показана одна река — здесь долина была широкой и составлялась течением трех небольших рек. Кроме того, даже по самой оптимистической карте от долины до границы оставалось километров двадцать, мы же свернули раньше и сразу оказались на реке, текущей к западу. По другой карте до границы должно было остаться еще километров пятьдесят. Но ни на одной карте реки такого направления в пределах СССР показано не было, вместе с тем, она не могла быть и на финской стороне.

Chapter XV

The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter XV

Captain Morgan leaves Hispaniola and goes to St. Catherine's, which he takes. CAPTAIN MORGAN and his companions weighed anchor from the Cape of Tiburon, December 16, 1670. Four days after they arrived in sight of St. Catherine's, now in possession of the Spaniards again, as was said before, to which they commonly banish the malefactors of the Spanish dominions in the West Indies. Here are huge quantities of pigeons at certain seasons. It is watered by four rivulets, whereof two are always dry in summer. Here is no trade or commerce exercised by the inhabitants; neither do they plant more fruits than what are necessary for human life, though the country would make very good plantations of tobacco of considerable profit, were it cultivated. As soon as Captain Morgan came near the island with his fleet, he sent one of his best sailing vessels to view the entry of the river, and see if any other ships were there, who might hinder him from landing; as also fearing lest they should give intelligence of his arrival to the inhabitants, and prevent his designs. Next day, before sunrise, all the fleet anchored near the island, in a bay called Aguade Grande. On this bay the Spaniards had built a battery, mounted with four pieces of cannon. Captain Morgan landed about one thousand men in divers squadrons, marching through the woods, though they had no other guides than a few of his own men, who had been there before, under Mansvelt.

29. Почему Рустем Слободин замёрз первым?

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 29. Почему Рустем Слободин замёрз первым?

Рустем Слободин был не только хорошим спортсменом. Он был ещё и рисковым парнем. Летом 1958 г. Рустем вместе с отцом совершил пешеходный переход из города Фрунзе (нынешний Бишкек) в Андижан. Этот 300-километровй поход проходил по горной малонаселённой местности (западный Тянь-Шань), причём эпитет "малонаселённый" в данном случае является синонимом слова "опасный". Чем менее населена местность, тем опаснее случайные встречи. Особенно, когда этническим русским путшественникам доводится встречаться с киргизами, уйгурами, узбеками, дунганами и представителями иных, весьма непохожих на них своею ментальностью, народов. Про интернационализм и братство трудящихся вспоминать во время таких встречь, конечно, можно, но нож и топор желательно всегда держать под рукою - эти доводы всегда оказываются весомее упомянутых "интернационализма" и "братства". Автор прекрасно осведомлён о специфических проявлениях "братства народов" в условиях СССР, поскольку имел счастье обучаться три года в одном классе с казахскими детьми, которые искренне ненавидели русских только за то, что у тех не было блох. Было это лет на 20 позже похода Слободиных по западному Тянь-Шаню, но даже в конце "золотых" 70-х казахские дети вовсю совокуплялись с ослицами под одобрительные выкрики старших. Автор наблюдал подобные сцены неоднократно и потому ясно понимает, что Рустема Слободина и диких жителей Тянь-Шаня летом 1958 г. разделяла не просто ментальность - между ними лежала настоящая цивилизационная пропасть. Русских не то, чтобы ненавидели - эпитет этот слишком одномерен и не передаёт всей специфики межнациональных отношений - русским просто завидовали за их белую кожу, запах мыла и за то, что у них не было блох.

4. Сокол — он же Соков — он же Смирнов

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 4. Сокол — он же Соков — он же Смирнов

В камере все лежали, как полагается, в два слоя, сплошь, но никто не спал. Староста стоял в одном белье у своей первой койки; в противоположном конце камеры, у окна, стояли двое заключенных, тоже в одном белье: между ними и старостой шла перебранка — резкая и безнадежная. У дверей стоял вновь прибывший; в шубе, с вещами в руках, ошарашенный тюрьмой, арестом и скандалом, с которым его встретили: привезли в тюрьму, а здесь нет места. Он не представлял себе, что был уже сто десятым на двадцать два места. Я стоял, не проходя еще к своему ужасному логову. Меня вводили, тем временем, в курс происшествия. — Те двое — уголовные, бандиты. Их два места на полу около окна и умывальника. Места немного шире, чем под нарами, но холодные, так как окно открыто всю ночь. Новенького положить некуда, и староста направил его к ним третьим на два места. По камерным правилам староста распоряжается местами, но они не хотят подчиняться, считая, что староста может распоряжаться свободными местами, а класть на чужое место не может. — Куда ж его девать? — Уладится. Староста немного виноват: он приказал им пустить третьего, а не попросил, это их взорвало. Они ребята неплохие, хоть и настоящие бандиты — грабят магазины. Тот, поменьше, — это Сокол, или Соков, он же Смирнов, атаман. Второй — Ваня Ефимов из его шайки. Всего их сидит девять человек: двое у нас, шесть — по соседним камерам, один занят на кухне и спит в «рабочей камере». Следователь лишил их прогулок, чтобы они не могли переговариваться, и они просто сюда, к решетке, подходят. Отчаянный народ. Вот увидите, даже безногий придет.