XVI. Еще один допрос
— Так-с! так-с! Здравствуйте, садитесь. Как поживаете? — любезно встречает следователь, сидя в маленьком, сравнительно чистом кабинетике.
— Спасибо, прекрасно.
— Прекрасно? Смеетесь? Посмеиваетесь? И долго еще будете смеяться?
— Пока «в расход» не спишете.
— Недолго, недолго ждать придется, — загромыхал опять любезный следователь. — Семь копеек, расход небольшой, а что касается вас, тоже расход не велик — такого специалиста потерять.
Впрочем, разговор этот, который, как и предыдущий, трудно было бы назвать допросом, велся, можно сказать, в «веселых» тонах.
В окно виднелось синее еще от вечернего света весеннее небо. Голые, но уже гибкие от тепла ветки дерева шуршали по стеклу. За окном приближалась весна, жили люди и свободно глядели на синее небо, а здесь... какую гадость надо еще вытерпеть, пока выведут «в расход». Смерти я не боюсь, слишком тяжко и гадко так жить, но противно, что будет перед смертью. Куда потащат? Какую гадость придется слышать напоследок? Потом мешок на голову и пулю в затылок. Или без мешка? Неба и того не увидишь перед смертью.
— Замечтались? — прерывает меня следователь после порядочного промежутка времени: пока он курил, я молча смотрела в окно. — Ну-с, а что же вы нам о вашем муженьке расскажете?
— А что вам надо знать?
— Что мне надо знать? Ха, ха. Все надо знать. Все вываливайте. Расскажите, расскажите. Я люблю, когда мне рассказывают.
Он закурил папиросу и небрежно развалился в кресле. Он молчал, я тоже молчала. Тюрьма быстро выучила меня помалкивать.
— Ну-с?
— Да.
— Шевелитесь! Я вас не для того вызвал, чтобы с вами тут папироски раскуривать.
Не знаю, ждал ли он эффекта от своей хулиганской манеры разговора или просто он небрежничал, потому что я ему не очень была нужна.
— Спрашивайте.
— Нечего спрашивать, сами рассказывайте. Чего боитесь? Кого бережете? Милый муженек, нечего сказать, — упрятал вас в тюрьму. Сынка-то куда, в приют посылать будем? Вы там всякие книжки, науку, предложения, заключения, а муженек с хорошенькими девчонками по кабачкам. Так-с... — приостановился он, поглядывая на меня.
Я насторожилась, устанавливая, какой новый приемчик он пробует на мне сегодня.
— А известно вам, что это за Лидочка?
— Моя бывшая домработница.
— Ха, ха, веселое совпадение. Нет, это совсем не домработница, а прехорошенькая особа. Впрочем, может быть, и горничная у вас была хорошенькая, а? Так не знакома она вам?
— Нет.
— Напрасно, напрасно. Муженек ваш прекрасно ее знает.
— Его дело.
— То есть, как его дело? Он ваши денежки с хорошенькими женщинами прокучивает, а вам дела нет.
— Если и тратил, так свои деньги. Мои — я сама зарабатывала, сама и тратила.
— Бросьте вы ваши интеллигентские замашки. Чего хорохориться? Муженек-то пил, деньги транжирил, а вы что? Ха, ха, ха. Книжки читали. Лучше бы за мужем смотрели, так здесь бы не отсиживались, мальчишка беспризорным бы не гонял. Ну, так как же?
Он еще долго развивал эту тему, пытаясь поддеть меня на одну из самых пошлых удочек, на которые и самые примитивные женщины редко клюют, потому что обычно легко догадываются, к чему все это клонится. Мне было даже занятно установить еще один из приемчиков допроса, специфически женского. Приемчик, судя по уголовным романам, не новый, и вряд ли раньше он применялся к культурным людям. Теперь умные следователи обращались с ним к таким добродетельным и почтенным женщинам, которые лет двадцать тому назад пережили все чувства и с неподдельным изумлением выслушивали пошлые намеки. Впрочем, если это не достигало прямой цели, т. е. не вызывало откровенностей из ревности, то было еще одним способом оскорбления женщин, и без того униженных тюрьмой, которые должны были сносить пошлятину и сальности сотрудников ГПУ.
Недаром бледное, безносое лицо в красном платке так потрясло меня при поступлении в тюрьму. Что-то жутко-гадостное жило в этой атмосфере, отравленной бациллой гниения, размножающейся всюду, где человеку дана безграничная власть над ему подобными. Все здесь преследовало одну цель: запугать, унизить, уничтожить всякое достоинство в человеке, превратить его в обездоленное, истрепанное существо, которому опостылела бы опозоренная жизнь.
11. Финал поисковой операции: обнаружение тел Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва, Александра Колеватова и Николая Тибо-Бриньоля
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 11. Финал поисковой операции: обнаружение тел Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва, Александра Колеватова и Николая Тибо-Бриньоля
Весь апрель 1959 г. поисковая группа в районе Холат-Сяхыл продолжала проверять лавинными зондами постепенно уменьшавшийся снежный покров как в лесах долины Лозьвы, так и по берегам её притоков. Вдоль самой Лозьвы поисковики обследовали более 1 км. Поиск оказался безрезультатен. Напрашивался вроде бы единственный в этой ситуации вывод - ненайденные покуда члены туристической группы покинули район Холат-Сяхыл и в течение того времени, пока могли сохранять активность, ушли на несколько километров. Подобное предположение косвенно подтверждалось тем соображением, что без вести отсутствующие туристы должны были быть одеты гораздо лучше тех, кого уже удалось отыскать (на эту мысль наводил примерный подсчёт гардероба группы и его распределение между участниками похода, ведь вся одежда погибших и вещи, найденные в палатке, были в точности описаны и учтены !). Однако о том, в каком направлении могли уйти отсутствующие, никто из поисковиков ничего сказать не мог. Логичным представлялось их движение оставшихся к лабазу, однако лабаз-то остался нетронут! Трудно сказать, в каком направлении стала бы развиваться поисковая операция дальше, если бы в начале мая не начались странные находки. В районе кедра, подле которого в своё время были найдены погибшие Кривонищенко и Дорошенко, из-под тающего снега стали выступать обломанные еловые ветки, до того скрытые от глаз поисковиков. Ветки эти располагались не хаотично, а словно образовывали своеобразную тропу в юго-западном направлении. Выглядело это так, словно в том направлении протащили волоком несколько молодых ёлочек, срубленных у кедра.
30. Смерть, идущая по следу...
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 30. Смерть, идущая по следу...
Группа, углубившись в лес на несколько десятков метров, остановилась, чтобы перевести дыхание и приступить к исполнению плана, который, скорее всего, к этому времени уже был выработан. Однако всё сразу пошло "не так", едва выяснилось, что Слободин где-то затерялся в темноте. Скорее всего, никто из членов группы даже и не понял того, что Рустем мог умереть и попытка его спасения лишена смысла. Игорь Дятлов, видимо, принял решение отправиться на поиски Рустема Слободина, поскольку являясь старшим группы, сознавал особую личную ответственность за судьбу каждого участника похода. Игорь отделился от остальных ещё до того, как был разожжён костёр под кедром - на это вполне определённо указывает тот факт, что на его одежде (и прежде всего носках) нет тех многочисленных прожёгов, что можно видеть у его товарищей. Примечателен и другой факт - в конце февраля 1959 г. труп Дятлова оказался найден в жилете, который Юрий Юдин передал Юрию Дорошенко при расставании с группой во 2-м Северном посёлке. Видимо, во время трагических событий Дорошенко снял жилет с себя и вручил его уходившему обратно в гору Дятлову для утепления. Сам Дорошенко, видимо, полагал, что сумеет отогреться у костра и без жилета, а вот Игорю на склоне эта вещь сможет здорово помочь. Маленький, казалось бы, эпизод, а как много он говорит об этих людях и товарищеских отношениях внутри группы! Кстати, именно тогда же по мнению автора, произошла ещё одна передача одежды - Николай Тибо-Бриньоль снял с себя клетчатую рубашку-ковбойку и отдал её Юре Дорошенко, очевидно, в качестве компенсации за жилет. Именно в этой клетчатой рубашке труп Дорошенко и будет найден поисковиками в конце февраля.
Chapter VI
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter VI
Of the origin of Francis Lolonois, and the beginning of his robberies. FRANCIS LOLONOIS was a native of that territory in France which is called Les Sables d'Olone, or The Sands of Olone. In his youth he was transported to the Caribbee islands, in quality of servant, or slave, according to custom; of which we have already spoken. Being out of his time, he came to Hispaniola; here he joined for some time with the hunters, before he began his robberies upon the Spaniards, which I shall now relate, till his unfortunate death. At first he made two or three voyages as a common mariner, wherein he behaved himself so courageously as to gain the favour of the governor of Tortuga, Monsieur de la Place; insomuch that he gave him a ship, in which he might seek his fortune, which was very favourable to him at first; for in a short time he got great riches. But his cruelties against the Spaniards were such, that the fame of them made him so well known through the Indies, that the Spaniards, in his time, would choose rather to die, or sink fighting, than surrender, knowing they should have no mercy at his hands. But Fortune, being seldom constant, after some time turned her back; for in a huge storm he lost his ship on the coast of Campechy. The men were all saved, but coming upon dry land, the Spaniards pursued them, and killed the greatest part, wounding also Lolonois.
Chapter VIII
The voyage of the Beagle. Chapter VIII. Banda Oriental and Patagonia
Excursion to Colonia del Sacramiento Value of an Estancia Cattle, how counted Singular Breed of Oxen Perforated Pebbles Shepherd Dogs Horses broken-in, Gauchos riding Character of Inhabitants Rio Plata Flocks of Butterflies Aeronaut Spiders Phosphorescence of the Sea Port Desire Guanaco Port St. Julian Geology of Patagonia Fossil gigantic Animal Types of Organization constant Change in the Zoology of America Causes of Extinction HAVING been delayed for nearly a fortnight in the city, I was glad to escape on board a packet bound for Monte Video. A town in a state of blockade must always be a disagreeable place of residence; in this case moreover there were constant apprehensions from robbers within. The sentinels were the worst of all; for, from their office and from having arms in their hands, they robbed with a degree of authority which other men could not imitate. Our passage was a very long and tedious one. The Plata looks like a noble estuary on the map; but is in truth a poor affair. A wide expanse of muddy water has neither grandeur nor beauty. At one time of the day, the two shores, both of which are extremely low, could just be distinguished from the deck. On arriving at Monte Video I found that the Beagle would not sail for some time, so I prepared for a short excursion in this part of Banda Oriental. Everything which I have said about the country near Maldonado is applicable to Monte Video; but the land, with the one exception of the Green Mount 450 feet high, from which it takes its name, is far more level.
Результаты действий германских торпедных катеров во Второй Мировой войне
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Результаты действий германских торпедных катеров во Второй Мировой войне
[ Открыть таблицу в новом окне ] ТВД 1939 1940 1941 1942 1943 1944 1945 Всего по каждому ТВД Северное море и Ла-Манш Потоплено - 22 ТР (47 834 брт), 3 ЭМ, 1 ММ, 4 ТРЛ 30 ТР (64 356 брт), 1 ЭМ 20 ТР (34 537 брт), 2 ЭМ, 7 ТРЛ, 1 ДК, 2 кат. 6 ТР (15 138 брт), 1 ЭМ, 7 ТРЛ, 1 ДК 12 ТР (23 885 брт), 4 ТРЛ, 9 ДК, 2 ВСУ, 4 кат. 5 ТР (10 222 брт), 1 ДК, 2 кат. 95 ТР (195 972 брт), 7 ЭМ, 1 ММ, 22 ТРЛ, 12 ДК, 2 ВСУ, 8 кат. Повреждено - 5 ТР (20 548 брт), 2 ЭМ 4 ТР (18 091 брт) 4 ТР (4 387 брт) 1 ТР (2 820 брт) 7 ТР (50 036 брт), 1 КРЛ, 3 ЭМ и ФР, 1 ТЩ, 2 ДК, 1 ВСУ - 20 ТР (95 882 брт), 1 КРЛ, 5 ЭМ и ФР, 1 ТЩ, 2 ДК, 1 ВСУ Средиземномое море Потоплено - - - 1 ТР (12 436 брт), 2 ТЩ, 1 ВСУ, 10 кат. 1 ТР (4 572 брт), 3 ЭМ, 1 КЛ,
III. Бегство
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. III. Бегство
Накануне целый день был дождь. Горы были закрыты низкими густыми тучами. — Если завтра не уйдем, — мрачно сказал муж, — надо просить о продлении свидания. В этом, наверное, откажут, но пока придет телеграмма, нужно воспользоваться первым сухим днем и бежать. Завтра день отдыха, я могу не выходить на работу, и меня не хватятся до следующего дня. Но в такой дождь идти трудно. Он ушел на пункт и увел с собой сына. Я в десятый раз пересмотрела все вещи. Самое необходимое не укладывалось в три рюкзака, из которых два должны были быть легкими. Сахар, сало, рис, немного сухарей; считали, что идти не менее десяти дней, а нас трое. Необходимо было взять хотя бы по одной перемене белья и по непромокаемому пальто. Нет, ничего у меня не получалось. Вечером ветер переменился, и все в деревне стали собираться наутро в поход. Муж вернулся с работы, и, когда мальчик уснул, мы принялись опять все пересматривать. — Портянки запасные нужны для всех. Разорвала две простыни, накроила портянок, — рюкзаки еще больше разбухли. — Надо убавлять что-нибудь, — говорит муж. — Сахар? — Нет, сахар — это самое существенное. Соли достаточно? — Вот соль.
Глава 15
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 15
Немедленный мир с главными державами был обязательным условием сохранения большевистской власти. Пока сохранялась угроза иностранного вторжения, коммунистические лидеры не могли окончательно разделаться с внутренними врагами. Вот почему одним из приоритетов советского правительства стало проведение мирных переговоров. В конце ноября главнокомандующий вооруженными силами генерал Духонин получил от Совета народных комиссаров приказ подписать с германским верховным командованием соглашение о перемирии. Генерал, считавший сепаратный мир предательством национальных интересов, отказался подчиниться. Троцкий немедленно направил в Ставку верховного командования отряд красных матросов. Главнокомандующего убили в его железнодорожном вагоне, а на его пост заступил член большевистской партии прапорщик Крыленко. Через две недели русская и немецкая делегации встретились в Брест-Литовске. Ленин и его сторонники не питали иллюзий относительно отношения кайзеровских властей к большевизму, но надеялись, что германский кабинет министров не выдвинет чрезмерных требований с целью обезопасить себя на востоке. Со своей стороны германское командование решило укрепить доверие народа к властям за счет России. Когда большевики ознакомились с германскими требованиями, они пришли в замешательство. Троцкий и другие советские руководители были уверены, что невозможно сохранить власть в России, приняв такие требования. Сильная фракция в большевистской партии всерьез рассматривала возможность вновь попытаться достигнуть взаимопонимания с союзниками и возобновить войну с противником. Однако русская армия была слишком деморализована, чтобы оказать какое-либо сопротивление.
Lower Paleolithic reconstructions
Reconstructions of Lower Paleolithic daily life
From some 2.6 million to 300 000 years before present. The dating of the period beginning is rather floating. A new discovery may change it a great deal. It was too much time ago, fossils, artifacts of the period are more like scarce and their interpretations often seem to be confusing. The World is populated by the ancestors of humans, orangutans, gorillas, chimpanzees, bonobos. In a way, the split among these may be considered to be the mark of the true beginning of the Lower Paleolithic as a part of human history. It is then that the participants first stepped forward. Presumable early tools are not exemplary enough. Even if being eponymous. It is not exactly clear if they were real tools. And using objects is not an exclusive characteristic of humanity anyway. The use of objects was a purely instinctive practice for many and many hundreds of years. It did not have any principle difference from other animal activities and did not make Homos of Lower and most probably of Middle Paleolithic human in the proper sense of the word. Australopithecus and Homo habilis are typical for the earlier part. Later various subspecies of Homo erectus, Homo heidelbergensis, coexisting much of the period. Occasional use of fire. Later possibly even control of fire.
X. Пустые дни
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. X. Пустые дни
He знаю, как рассказать о мучительно пустых днях, потянувшихся после ареста мужа. Арест в то время был почти смертельным приговором. Каждый день мог быть и моим последним днем на воле. Несколько проще казалось умереть, а надо было жить, чтобы не оборвать две другие жизни: одну большую, там, в тюрьме, другую маленькую, беспомощно и удивленно смотревшую, как исчезали кругом милые, родные лица. Газеты были полны сообщений, как в дни войны. Сначала жуткая инсценировка «процесса Промпартии», когда Рамзин, бросив фразу, что с его организацией связано около 2000 человек, открыто признал, за сколько жизней он купил свою. Потом угодливая подготовка «академического дела», то есть разгром русской, главным образом исторической, науки, когда судьба ученых была решена в застенках ГПУ. И, наконец, мерзейший «процесс меньшевиков», когда недавние партийцы клялись и кланялись, выдавая сами себя и друг друга. Все это усиливало только чувство бездонной пустоты, в которой тонула все русская интеллигенция. Чем больше смертей, чем больше каторжных приговоров, тем равнодушней становились все кругом. Гибли уже не отдельные люди, погибал весь класс. Террор разрастался в общую катастрофу, поглощавшую личности, сметавшую все на своем пути, как стихийное бедствие. До сих пор, в течение всех революционных лет, для интеллигенции смысл жизни был в работе, чем больше дезорганизации вносила революция, тем напряженней становился труд, чтобы, несмотря на отчаянную, гибельную политику, спасти что только можно в несчастной стране. Теперь все это становилось непосильным. Ответом на 13 лет упорного труда в самых тяжких условиях был слепой, безжалостный террор.
4. Вечеракша
Записки «вредителя». Часть III. Концлагерь. 4. Вечеракша
Конвойный привел меня в общий пассажирский вагон железнодорожной ветки, соединяющей Попов остров со станцией Кемь, и сел на лавочку рядом со мной, зажав винтовку между колен В вагоне было много пассажиров: рабочих с лесопильного завода, местных крестьян, баб, ребятишек. Никто на меня не обращал внимания, так здесь все привыкли к арестантам-«услоновцам». В Кеми заключенных больше, чем жителей. Но мне казалась странной и моя фигура, переряженная в каторжные отрепья, и мое присутствие среди вольных людей с их обычными житейскими разговорами Особенно поражали меня дети, которых я не видел давно. Хотелось заговорить со славным белобрысым мальчонкой, который сидел против и косился на меня своими лукавыми глазенками, но за такой разговор — «нелегальное сношение с вольными» — мне грозил карцер. В открытое окно я видел болото, мелкий лес. Тоскливые, унылые места, но ни одного человека. Полтора года пробыл я в концлагере и полтора года, начиная с этапа, я всюду думал об одном — о побеге. Во всяком новом положении или месте я прежде всего думал, как это может повлиять на мой план побега, можно ли и как лучше бежать отсюда. И теперь, глядя в окно, я старался представить себе, можно ли бежать с поезда. В конце концов, может быть, если выбрать момент, соскочить на ходу... Конвойный вряд ли решится прыгнуть тоже. Он будет стрелять, но из-за хода поезда, наверное, промажет. Лесок кругом чахлый, но скрыться можно... В это время я заметил, что вдоль железнодорожного пути тянется дорога, и по ней за нашим поездом скачет верховой с ружьем.
Chapter VI
The voyage of the Beagle. Chapter VI. Bahia Blanca to Buenos Ayres
Set out for Buenos Ayres Rio Sauce Sierra Ventana Third Posta Driving Horses Bolas Partridges and Foxes Features of the Country Long-legged Plover Teru-tero Hail-storm Natural Enclosures in the Sierra Tapalguen Flesh of Puma Meat Diet Guardia del Monte Effects of Cattle on the Vegetation Cardoon Buenos Ayres Corral where Cattle are Slaughtered SEPTEMBER 18th.—I hired a Gaucho to accompany me on my ride to Buenos Ayres, though with some difficulty, as the father of one man was afraid to let him go, and another, who seemed willing, was described to me as so fearful, that I was afraid to take him, for I was told that even if he saw an ostrich at a distance, he would mistake it for an Indian, and would fly like the wind away. The distance to Buenos Ayres is about four hundred miles, and nearly the whole way through an uninhabited country. We started early in the morning; ascending a few hundred feet from the basin of green turf on which Bahia Blanca stands, we entered on a wide desolate plain. It consists of a crumbling argillaceo-calcareous rock, which, from the dry nature of the climate, supports only scattered tufts of withered grass, without a single bush or tree to break the monotonous uniformity. The weather was fine, but the atmosphere remarkably hazy; I thought the appearance foreboded a gale, but the Gauchos said it was owing to the plain, at some great distance in the interior, being on fire. After a long gallop, having changed horses twice, we reached the Rio Sauce: it is a deep, rapid, little stream, not above twenty-five feet wide.