XIX. Где кризис?
Теперь мы оказались на прочном попечении: нас везли сначала километров триста на автомобиле, потом около тысячи километров по железной дороге, кормили, деликатно расспрашивали о нашем прошлом и довольно быстро доставили в Гельсингфорс. По дороге мы могли только смотреть и есть, так как пока нам не полагалось свободно общаться с гражданами, но те впечатления, которые мы получили, доступны не каждому: чтобы открыть для себя мир, увидеть в обыкновенных явлениях и вещах, привычных для тех, кто с ними сталкивается каждый день, нечто замечательное, — надо пройти школу СССР.
В поселке за Полярным кругом мы видели стога ячменя, хороших коров, крепкие, теплые дома. Прекрасное шоссе вело через места, где не было ничего, кроме болот, скал и лесов. Как только появлялась малейшая возможность, в болотах прокладывались канавы, у леса отвоевывалась земля для пашни и огородов, отстраивались красные домики с белыми ставнями и перед ними разбивались клумбы с цветами. Все эти северные фермы были, несомненно, созданы новоселами, которые должны были приложить героический труд, чтобы добыть себе землю, выворачивая коренья и камни. И этот маленький народ, добившись самостоятельности, упорно боролся с исключительно суровой природой, чтобы заставить ее дать то, чего рядом огромная страна не могла получить ни принудительным трудом, ни расстрелами, хотя ее природные условия прекрасны, а возможности не ограничены.
Утром ребята катили в школу на велосипедах. Они были одеты в простое крепкое платье; все были сыты и веселы.
Грузовая машина, на которой нас везли, шла со скоростью пятьдесят — шестьдесят километров в час, и все в ней было в порядке.
Потом нас пересадили в поезд, в чистенький, аккуратный вагон, куда входили спокойные, уравновешенные люди в добротных костюмах с прочными чемоданами.
В этой капиталистической стране вагоны не делились на классы, были комфортабельными для всех, а в соседней социалистической стране человеческие вагоны были только для советской знати, простому народу доставались те, что были хуже помойки.
Я не говорю уже о том, что везли нас бесплатно, дали на дорогу хлеба, масла, колбасы, а когда поезд остановился на станции, где всем пассажирам представлялась возможность закусить, неизвестные друзья доставили нам в вагон основательный пакет с бутербродами — с курицей, яйцами, колбасой и прочим. Внутренне мы оставались еще арестантами, беглецами, бесправнейшими существами, а нас везли как обыкновенных пассажиров, заботясь о том, чтобы мы не проголодались.
— Да, народ! — удивленно говорил мальчик. — Хватает им, видно, если нас кормят бутербродами с курицей.
К сожалению, в Гельсингфорсе я начала с того, что заболела, и меня отправили в больницу. Только с санитарных носилок я видела кусочек города, чистого, как будто его только что вымыли с мылом и вытерли мохнатым полотенцем, садики, полные цветов, и окна магазинов с горками фруктов всех стран и сезонов.
В больницу я ехала без особого восторга. Когда-то, когда я была еще самонадеянной, я говорила, что своей волей не пойду в больницу. Потом я высидела в больнице три недели, которые мне показались тремя годами. Мальчику оперировали гнойный аппендицит, и он лежал на старом соломенном тюфяке, который был весь в буграх и провалах; на три хирургических палаты, где было двадцать шесть ребят, приходилась одна няня; сестра же была одна на все отделение в шестьдесят — семьдесят человек. Теперь меня везли в больницу, — учреждение, в которое я не верила.
Как дико было грязной, оборванной, обожженной ветром, солнцем и костром женщине попасть в помещение, где все белое — стены, кровати, стулья и совершенно исключительно белы подкрахмаленные фартуки, чепчики, воротнички сестер. И ни единого взгляда недовольства или недоумения!
Если б они знали, что значит попасть в советскую больницу, где люди часто умирают на лестницах, потому что нет коек!
Через несколько минут меня уже сдали на руки старшей сестре, которая приветливо и радостно, как будто я доставила ей удовольствие, меня раздела, вымыла, одела в свежее белье, застелила постель и на белый столик поставила вазочку с цветами.
Как жалко, что заболела я одна, а не мы все трое, и что моих не положили тоже в больницу.
Потом начались расспросы: хочу ли я есть? пить? И основательная старшая сестра, в руках которой я чувствовала себя мышонком, участливо предложила мне:
— Madame, говори, что хочешь, я побегал на кухню.
Милая, если б она знала, что в стране, откуда прибежала madame, в больницах ребятам еще голоднее, чем дома, и они, как зверята, не могут дождаться часа кормежки.
В больнице, это была университетская клиника, я написала большую часть своей повести, чувствуя такой покой и отрешенность от всего на свете, как будто я снова родилась на свет Божий.
Мальчик приходил ко мне со своими новыми друзьями, которые его одели, обули и с увлечением откармливали.
— Мама, если б ты видела, какой тут рынок! Я в первый раз не поверил, что это все настоящее. На берегу моря — рыбный рынок. Торговки толстые, важные, сидят под зонтиками, едва шевелятся, а перед ними всякая рыба — семга, треска, селедка, салака, налимы, — все что хочешь. Рядом овощи, ягоды, фрукты, цветы. Я прямо обалдел. Хлеб отдельно продается, в крытом рынке, там и булки, и баранки, и пирожные. Покупай, сколько хочешь, даже хлеба.
Муж не мог прийти сразу, потому что, как озабоченно сказал милейший доктор, «M-r le professeur n'avait pas de pantalons». Я это хорошо себе представляла. Но через день он пришел, потому что доктор прислал ему свой костюм. Лекция, устроенная в русской колонии, дала ему первый заработок — четыреста марок.
— Четыреста марок, это двести кило белого хлеба. В СССР я не заработал бы этого в полгода.
Мне бессовестно не хотелось выздоравливать, но доктор не только меня вылечил, но доставил платье, пальто, шляпу, туфли, потому что все, что было на мне, можно было только сжечь.
Если б можно было также выжечь в памяти все, что испытала я за пятнадцать лет в СССР!
Нет. На это я не имела права. Судьба оставила нам жизнь, чтобы мы сумели рассказать, как люди могут быть несчастны, в какой беде оказалась когда-то богатейшая страна, и как мало ценят свое счастье те, кто не бывал в этом море неволи и горя.
Конец
Т. Чернавина.
18. Непредвзятый анализ событий на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля 1959 г. Объективность «фактора страха», влиявшего на принимаемые туристами решения
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 18. Непредвзятый анализ событий на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля 1959 г. Объективность «фактора страха», влиявшего на принимаемые туристами решения
Убедившись в полной несостоятельности прочих версий, попробуем дать свою трактовку произошедшему на склоне горы Холат-Сяхыл в районе 16 часов 1 февраля 1959 г. Как известно, правильно заданный вопрос - это уже половина ответа, так что постраемся правильно сформулировать самый главный вопрос, который должен задать себе исследователь трагедии группы Дятлова после изучения всей доступной фактологии. Звучать такой вопрос, по мнению автора, должен так: какие именно обстоятельства придают истории гибели этой туристической группы крайнюю запутанность, непонятность и неочевидность? Можно сказать и проще: что именно сбивает с толку исследователей, в чём кроется коренное отличие обстоятельств гибели этих туристов от множества иных случаев гибели людей в туристических и альпинистских походах? Исчерпывающий ответ позволит понять природу той силы, которая погубила туристов, её источник и особенности действия. Итак, попробуем перечислить по порядку самые явные, бросающиеся в глаза странности произошедшего на склоне Холат-Сяхыл: 1) Очевидная разделённость по месту и времени воздействующих факторов: возле палатки на склоне имело место "запугивание", или скажем иначе, "устрашающее воздейстие", однако фатальные повреждения, повлёкшие гибель людей, оказались причинены далеко внизу - у кедра и в овраге. Причём, случилось это по истечении нескольких часов с момента "устрашающего воздействия" на склоне горы. Почему запугивающий фактор не реализовался сразу в момент появления возле палатки? "Дятловцы" уходили от палатки пешком, без обуви, пересекая три каменистых гряды, они никак не могли убежать от погнавшей их вниз угрозы.
Chapter XV
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter XV
Captain Morgan leaves Hispaniola and goes to St. Catherine's, which he takes. CAPTAIN MORGAN and his companions weighed anchor from the Cape of Tiburon, December 16, 1670. Four days after they arrived in sight of St. Catherine's, now in possession of the Spaniards again, as was said before, to which they commonly banish the malefactors of the Spanish dominions in the West Indies. Here are huge quantities of pigeons at certain seasons. It is watered by four rivulets, whereof two are always dry in summer. Here is no trade or commerce exercised by the inhabitants; neither do they plant more fruits than what are necessary for human life, though the country would make very good plantations of tobacco of considerable profit, were it cultivated. As soon as Captain Morgan came near the island with his fleet, he sent one of his best sailing vessels to view the entry of the river, and see if any other ships were there, who might hinder him from landing; as also fearing lest they should give intelligence of his arrival to the inhabitants, and prevent his designs. Next day, before sunrise, all the fleet anchored near the island, in a bay called Aguade Grande. On this bay the Spaniards had built a battery, mounted with four pieces of cannon. Captain Morgan landed about one thousand men in divers squadrons, marching through the woods, though they had no other guides than a few of his own men, who had been there before, under Mansvelt.
Глава 5
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 5
Наступил безрадостный 1916 год, и внешний вид улиц Петрограда отражал общие настроения. Ввели нормирование продовольствия, женщины в невообразимых одеждах часами стояли в длинных очередях за хлебом. Эти толпы людей неопрятного вида производили удручающее впечатление. В ряде районов страны имелись хлебные запасы, но в условиях расстройства железнодорожного сообщения густонаселенные центры страдали от нехватки еды. Люди выглядели озлобленными и угрюмыми. Они набивались в трамваи плотной массой, толкались и были готовы вцепиться друг другу в горло по малейшему поводу. Все лучшие лошади и автомобили были реквизированы армией, оставшиеся клячи и старые колымаги придавали городу неприглядный вид. Не украшали его и резервисты второй и третьей очереди, занимавшиеся строевой подготовкой на улицах: пожилым мужчинам, часто с брюшком, явно недоставало лихой военной выправки; в свободное время эти солдаты в своей мешковатой форме выглядели особенно нелепо и неловко поеживались под пристальными взглядами патрулей военной полиции. Мировая война продолжалась уже третий год, и Россия, подобно всем другим странам, переживала состояние усталости. Не произошло никаких существенных сдвигов, мир был так же далек, как и прежде. Когда пришли вести о впечатляющих успехах русских войск на Турецком фронте и блестящем наступлении генерала Брусилова против австрийцев, временно вернулись надежды на лучшее. Однако ожидание победы постепенно сошло на нет, общественное внимание вновь переключилось на правительство, которое, казалось, стремилось парализовать действия армии. Ни одно правительство не может провести страну через войну, не подвергаясь критике.
Глава 18
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 18
Я добрался до британского посольства после увиденного и попросил встречи с капитаном Кроми с намерением выяснить, где найти активную антибольшевистскую организацию. Но за 20 минут ожидания в приемной я достаточно хорошо осознал, что откровенного ответа мне не получить. Капитан Кроми, британский военно-морской атташе, пользовался большой популярностью среди русских моряков. Он отличился в войне, проведя британскую подлодку через тщательно охраняемые проливы Каттегат и Скагеррак под самым носом у германского флота. Храбрость и навигационное искусство, проявленные капитаном, высоко подняли его престиж, а сдержанный юмор привлек к нему много русских друзей. После того как Кроми перевели на службу в британское посольство в Петрограде, я встречался с ним один-два раза и инстинктивно почувствовал к нему доверие. Для меня было очевидно, что официальное положение атташе требовало от него крайней осторожности в поступках. Несомненно, агенты Чека установили за ним слежку, и он не мог позволить себе быть откровенным со случайным знакомым. Несколько первых минут нашего разговора подтвердили мои опасения. Как можно более лаконично я объяснил ему, что больше не могу оставаться пассивным наблюдателем и хочу принять активное участие в борьбе с большевиками. Капитан Кроми слушал внимательно, но оставался безучастным. Я уже склонялся к тому, что моя попытка добыть информацию об антибольшевистских силах закончилась провалом, когда неожиданно поведение капитана изменилось.
XI. Без солнца
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. XI. Без солнца
— Светло. Пора, — вскинулся муж. — Рано. Часа три. Туман такой, что ничего не видно. Но он был неумолим, будто и не помня, что с ним случилось ночью. Или это нервы? Как могла я тогда не догадаться, что это был ревматизм, который затем почти парализовал его? Опять зашагали по болотам. Сквозь белесые, низкие облака с трудом продиралось солнце: едва-едва оно просвечивало сквозь густой белый покров, вывернувшись плоским красным блинком, как через минуту скрывалось. Мы были на сложном по своей конфигурации склоне, ничего приметного впереди не было видно, четко отметить направление было невозможно. Мы бились несколько часов, продираясь между зарослями ивняка, пытались увидеть что-нибудь, поднявшись выше, но облака и туман заволакивали все вершины. Под ногами у нас был белый мох, над головами — низкое белое небо. Ни ветерка, ни облачка, все застыло, как в белом студне. И компаса не было. Тоска меня грызла такая, что я боялась подходить к своим. У них на душе тоже было невесело. Когда облака еще снизились и поползли, задевая верхушки елей, обдавая мельчайшими капельками влаги, мы остановились. — Дальше идти нельзя, — сказал муж. Нашли большую, пушистую ель, заползли под нее.
Неолит
Неолит : период примерно с 9 000 г. до н.э. по 5000 г. до н.э.
Неолит : период примерно с 9 000 г. до н.э. по 5000 г. до н.э.
Глава 6
Борьба за Красный Петроград. Глава 6
В связи с общей активизацией Северо-западного фронта и агрессивной политикой финской буржуазии коммунистической партией и советской властью были приняты все меры по укреплению города Петрограда изнутри. Еще 2 мая 1919 г. Советом рабоче-крестьянской обороны Республики было издано следующее постановление: «В ночь на 2 мая получено радиотелеграфное сообщение из Парижа о посланном будто бы финляндским правительством ультиматуме Советскому правительству России, содержащем требование прекращения нападения в Карелии и угрозу объявления войны в случае неудовлетворения требования; до сего времени правительство РСФСР этого ультиматума финляндского правительства не получало и никакого наступления в Карелии не ведет.
Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.) [61]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918–1920 гг.). Глава 3. Балтийские «касатки» в войне на Хвалынском море (1919-1920 гг.)
Волжскую военную флотилию (ВВФ) сформировали во время Гражданской войны в бассейне р. Волги и на акватории северной части Каспийского моря, где она действовала в период с июня 1918 г. по самый конец июля 1919 г. Из ее состава в октябре 1918 г. выделилась Астрахано-Каспийская военная флотилия (АКВФ). Главной [62] базой АКВФ стала Астрахань. Находясь в составе 11-й армии, вяло проводившей операции в северной части Каспия, АКВФ осуществляла ее поддержку с моря и защиту дельты р. Волги. Как и везде на всех фронтах, сил и средств для ведения боевых действий не хватало, и высшее руководство молодой Советской Республики распорядилось направить на Каспий боевые корабли с Балтики. Среди них оказались и 4 малые подводные лодки: три лодки типа «Касатка» — сама «Касатка», «Макрель» и «Окунь» и еще одна — уникальная «Минога». Если бы политики лучше учились в гимназии или, по крайней мере, посоветовались со спецами, то подводные лодки оставили бы тогда в покое. Вот что говорится о северном Каспии в Военной энциклопедии издания 1912 г.: «Каспийское море (Хвалынское), величайшее на земном шаре озеро, остаток «Сарматского моря», которое вместе с Черным и Каспийским морями покрывало в начале третичного периода весь юг России. Этот обширный бассейн представляет чрезвычайное разнообразие в климатическом и физическом отношениях. В гидрографическом отношении Каспийское море линией устье р. Терек — п-ов Мангышлак{6} делится на два обособленных бассейна.
Часть 1
Побег из ГУЛАГа. Часть 1
XVIII. В камере
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XVIII. В камере
«Церкви и тюрьмы сравняем с землей». Из советской песни. После предъявления обвинения меня перестали вызывать на допросы, забыли на четыре с половиной месяца. Какие-либо объяснения или, тем более, оправдания ГПУ считало лишними. В царских тюрьмах, прославленных своей жестокостью, заключение на время следствия проходило быстро, приговоренный знал срок, и каждый день, проведенный в тюрьме, приближал его к свободе. В СССР «следствие» часто тянулось пять — шесть месяцев, иногда и больше года. В царских тюрьмах, даже в самые реакционные годы, политических заключенных насчитывались единицы, и все принадлежали если не к противоправительственным партиям, то к более или менее активным оппозиционным группировкам. В СССР общее количество заключенных, вместе с ссыльными, превышает миллион, причем принадлежность к какой-нибудь организации практически исключается, а является плодом больного воображения ГПУ. Ссылаются без суда и следствия крестьяне; отсиживают бесконечно тянущееся надуманное следствие интеллигенты-специалисты и их семьи. Считая, что на одной Шпалерке помещается одновременно три тысячи человек и что состав меняется два — три раза в год, получим восемь — девять тысяч человек, почти исключительно интеллигентов. В Крестах, в корпусе ГПУ, из интеллигенции проходят в год тысячи человек. В Ленинграде есть, кроме того, бывшая военная тюрьма на Нижегородской улице и особые камеры на Гороховой.
Таблица 5
Короли подплава в море червонных валетов. Приложение. Таблица 5. Средства наблюдения и связи подводных лодок
Средства наблюдения и связи подводных лодок Наименование, система Основные характеристики Примечание Перископ Оффичио-Галилео Длина 17,5–18,5 футов Устанавливался на пл т. «АГ» Перископ американский Длина 22 фута Установлен на пл «АГ-24» Перископ варшавской фирмы Фосса Диаметр трубы 100 мм по всей длине. Слабая светосила Устанавливался на пл т. «Касатка» Клептоскоп. Оптический завод Герца Короткий перископ, устанавливавшийся в крышке рубки и выдвигавшийся на 2 м. Имел наружное шаровое стекло с грибовидной крышкой Устанавливался на пл т. «Касатка» Перископ Герца Устанавливался на пл почти всех типов Перископ атаки (ПА) Имел оптическую длину 7,5, 8,5 и 9 м, пределы обзора по горизонту — 360°, по вертикали от — 10° до +20°, пределы измерения дистанции 2,5–60 каб, общий вес — 480–565 кг Устанавливался на всех новых пл кроме т. «М» Зенитный перископ (ПЗ) Имели оптическую длину 7, 7,5; 8,5 и 9 м, пределы обзора по горизонту — 360°, по вертикали от — 5° до +90°, пределы измерения дистанции 2,5–60 каб, общий вес — 475–579 кг Устанавливался на всех новых пл. На пл т.