The translator to the reader (of 1684)

THE present Volume, both for its Curiosity and Ingenuity, I dare recommend unto the perusal of our English nation, whose glorious actions it containeth. What relateth unto the curiosity hereof, this Piece, both of Natural and Humane History, was no sooner published in the Dutch Original, than it was snatch't up for the most curious Library's of Holland; it was Translated into Spanish (two impressions thereof being sent into Spain in one year); it was taken notice of by the learned Academy of Paris; and finally recommended as worthy our esteem, by the ingenious Author of the Weekly Memorials for the Ingenious, printed here at London about two years ago. Neither all this undeservedly, seeing it enlargeth our acquaintance of Natural History, so much prized and enquir'd for, by the Learned of this present Age, with several observations not easily to be found in other accounts already received from America: and besides, it informeth us (with huge novelty) of as great and bold attempts, in point of Military conduct and valour, as ever were performed by mankind; without excepting, here, either Alexander the Great, or Julius Cæsar, or the rest of the Nine Worthy's of Fame. Of all which actions, as we cannot confess ourselves to have been ignorant hitherto (the very name of Bucaniers being, as yet, known but unto few of the Ingenious; as their Lives, Laws, and Conversation, are in a manner unto none) so can they not choose but be admired, out of this ingenuous Author, by whosoever is curious to learn the various revolutions of humane affairs. But, more especially by our English Nation; as unto whom these things more narrowly do appertain. We having here more than half the Book filled with the unparallel'd, if not inimitable, adventures and Heroick exploits of our own Country-men, and Relations; whose undaunted, and exemplary courage, when called upon by our King and Country, we ought to emulate.

From whence it hath proceeded, that nothing of this kind was ever, as yet, published in England, I cannot easily determine; except, as some will say, from some secret Ragion di Stato. Let the reason be as t'will; this is certain, so much the more we are obliged unto this present Author, who though a stranger unto our Nation, yet with that Candour and Fidelity hath recorded our Actions, as to render the Metal of our true English Valour to be the more believed and feared abroad, than if these things had been divulged by our selves at home. From hence peradventure will other Nations learn, that the English people are of their Genius more inclinable to act than to write; seeing as well they as we have lived unacquainted with these actions of our Nation, until such time as a Foreign Author to our Country came to tell them.

Besides the merits of this Piece for its curiosity, another point of no less esteem, is the truth and sincerity wherewith everything seemeth to be penned. No greater ornament or dignity can be added unto History, either humane or natural, than truth. All other embellishments, if this be failing, are of little or no esteem; if this be delivered, are either needless or superfluous. What concerneth this requisite in our Author, his lines do everywhere declare the faithfulness and sincerity of his mind. He writeth not by hearsay, but was an eye witness, as he somewhere telleth you, unto all and every one of the bold and hazardous attempts which he relateth. And these he delivereth with such candour of stile, such ingenuity of mind, such plainness of words, such conciseness of periods, so much divested of Rhetorical Hyperboles, or the least flourishes of Eloquence, so hugely void of Passion or national Reflections, as that he strongly perswadeth all-along to the credit of what he saith; yea, raiseth the mind of the Reader to believe these things far greater than what he hath said; and having read him, leaveth onely this scruple or concern behind, that you can read him no longer. In a word, such are his deserts, that some persons peradventure would not stickle to compare him to the Father of Historians, Philip de Comines; at least thus much may be said, with all truth imaginable, that he resembleth that great Author in many of his excellent qualities.

I know some persons have objected against the greatness of these prodigious Adventures, intimating that the resistance our Bucaniers found in America, was everywhere but small. For the Spaniards, say they, in the West Indies, are become of late years nothing less, but rather much more degenerate than in Europe. The continual Peace they have enjoyed in those parts, the defect of Military Discipline, and European souldiers for their Commanders, much contributing hereunto. But more especially, and above all other reasons, the very luxury of the Soil and Riches, the extreme heat of those Countries, and influence of the Stars being such, as totally inclineth their bodies unto an infinite effeminacy and cowardize of minds.

Unto these Reasons I shall only answer in brief. This History will convince them to be manifestly false. For as to the continual Peace here alleadged, we know that no Peace could ever be established beyond the Line, since the first possession of the West-Indies by the Spaniards, till the burning of Panama. At that time, or few months before, Sir William Godolphin by his prudent negotiation in quality of Embassadour for our most Gracious Monarch, did conclude at Madrid a peace to be observed even beyond the Line, and through the whole extent of the Spanish Dominions in the West-Indies. This transaction gave the Spaniards new causes of complaints against our proceedings, that no sooner a Peace had been established for those parts of America, but our forces had taken and burnt both Chagre, St. Catherine, and Panama. But our reply was convincing, That whereas eight or ten months of time had been allowed by Articles for the publishing of the said Peace through all the Dominions of both Monarchies in America, those Hostilities had been committed, not onely without orders from his Majesty of England, but also within the space of the said eight or ten months of time. Until that time the Spanish Inhabitants of America being, as it were, in a perpetual War with Europe, certain it is that no Coasts nor Kingdoms in the World have been more frequently infested nor alarm'd with the invasions of several Nations than theirs. Thus from the very beginning of their Conquests in America, both English, French, Dutch Portuguese, Swedes, Danes, Curlanders, and all other nations that navigate the Ocean, have frequented the West-Indies, and filled them with their robberies and Assaults. From these occasions have they been in continual watch and ward, and kept their Militia in constant exercise, as also their Garrisons pretty well provided and paid; as fearing every sail they discovered at Sea, to be Pirats of one Nation or another. But much more especially, since that Curasao, Tortuga, and Jamaica have been inhabited by English, French, and Dutch, and bred up that race of Hunts-men, than which, no other ever was more desperate, nor more mortal enemies to the Spaniards, called Bucaniers. Now shall we say, that these People, through too long continuation of Peace, have utterly abolished the exercises of War, having been all-along incessantly vexed with the Tumults and Alarms thereof?

In like manner is it false, to accuse their defect of Military Discipline for want of European Commanders. For who knoweth not that all places, both Military and Civil, through those vast dominions of the West-Indies, are provided out of Spain? And those of the Militia most commonly given unto expert Commanders, trained up from their infancy in the Wars of Europe, either in Africa, Milan, Sicily, Naples, or Flanders, fighting against either English, French, Dutch, Portuguese, or Moors? Yea their very Garrisons, if you search them in those parts, will peradventure be found to be stock'd three parts to four with Souldiers both born and bred in the Kingdom of Spain.

From these Considerations it may be inferr'd what little difference ought to be allowed betwixt the Spanish Souldiers, Inhabitants of the West-Indies, and those of Europe. And how little the Soil or Climate hath influenced or caused their Courage to degenerate towards cowardize or baseness of mind. As if the very same Argument, deduced from the nature of that Climate, did not equally militate against the valour of our famous Bucaniers, and represent this to be of as degenerate Metal as theirs.

But nothing can be more clearly evinced, than is the Valour of the American Spaniards, either Souldiers or Officers, by the sequel of this History. What men ever fought more desperately than the Garrison of Chagre? Their number being 314, and of all these, only thirty remaining; of which number scarce ten were unwounded; and among them, not one officer found alive? Were not 600 killed upon the spot at Panama, 500 at Gibraltar, almost as many more at Puerto del Principe, all dying with their Arms in their hands, and facing bravely the Enemy for the defence of their Country and private Concerns? Did not those of the Town of San Pedro both fortifie themselves, lay several Ambuscades, and lastly sell their lives as dear as any European Souldier could do; Lolonois being forced to gain step by step his advance unto the Town, with huge loss both of bloud and men? Many other instances might be produced out of this compendious Volume, of the generous resistance the Spaniards made in several places, though Fortune favoured not their Arms.

Next, as to the personal Valour of many of their Commanders, What man ever behaved himself more briskly than the Governour of Gibraltar, than the Governour of Puerto del Principe, both dying for the defence of their Towns; than Don Alonso del Campo, and others? Or what examples can easily parallel the desperate courage of the Governour of Chagre? who, though the Palizda's were fired, the Terraplens were sunk into the Ditch, the Breaches were entred, the Houses all burnt above him, the whole Castle taken, his men all killed; yet would not admit of any quarter, but chose rather to die under his Arms, being shot into the brain, than surrender himself as a Prisoner unto the Bucaniers. What lion ever fought to the last gasp more obstinately than the Governour of Puerto Velo? who, seeing the Town enter'd by surprizal in the night, one chief Castle blown up into the Air, all the other Forts and Castles taken, his own assaulted several ways, both Religious men and women placed at the front of the Enemy to fix the Ladders against the Walls; yet spared not to kill as many of the said Religious persons as he could. And at last, the walls being scaled, the Castle enter'd and taken, all his own men overcome by fire and sword, who had cast down their Arms, and begged mercy from the Enemy; yet would admit of none for his own life. Yet, with his own hands killed several of his Souldiers, to force them to stand to their Arms, though all were lost. Yea, though his own Wife and Daughter begged of him upon their knees that he would have his life by craving quarter, though the Enemy desired of him the same thing; yet would hearken to no cries nor perswasions, but they were forced to kill him, combating with his Arms in his hands, being not otherwise able to take him Prisoner, as they were desirous to do. Shall these men be said to be influenced with Cowardize, who thus acted to the very last Scene of their own Tragedies? Or shall we rather say that they wanted no Courage, but Fortune? It being certainly true, that he who is killed in a Batel, may be equally couragious with him that killeth. And that whosoever derogateth from the Valour of the Spaniards in the West-Indies, diminisheth in like manner the Courage of the Bucaniers, his own Country-men, who have seemed to act beyond mortal men in America.

Now, to say something concerning John Esquemeling, the first Author of this History. I take him to be a Dutch-man, or at least born in Flanders, notwithstanding that the Spanish Translation representeth him to be a Native of the Kingdom of France. His printing this History originally in Dutch, which doubtless must be his native Tongue, who otherwise was but an illiterate man, together with the very sound of his name, convincing me thereunto. True it is, he set sail from France, and was some years at Tortuga; but neither of these two Arguments, drawn from the History, are prevalent. For were he to be a French-man born, how came he to learn the Dutch language so perfectly as to prefer it to his own? Especially that not being spoken at Tortuga nor Jamaica, where he resided all the while.

I hope I have made this English Translation something more plain and correct than the Spanish. Some few notorious faults either of the Printer or the Interpreter, I am sure I have redressed. But the Spanish Translator complaining much of the intricacy of Stile in the Original (as flowing from a person who, as hath been said, was no Scholar) as he was pardonable, being in great haste, for not rendring his own Version so distinct and elaborate as he could desire; so must I be excused from the one, that is to say, Elegancy, if I have cautiously declined the other, I mean Confusion.

XIV. Ночь

Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XIV. Ночь

В камере было промозгло и холодно. С высокого замерзшего окна текло, и асфальтовый пол был мокрый, как после дождя. Соломенный тюфяк на железной койке был невероятно грязный и сырой. Скрепя сердце, я постелила постель и, не раздеваясь, легла под пальто, стремясь скорее закрыть глаза, чтобы ничего не видеть. В камере нас было двое: женщина лежала на койке около двери. Когда меня впускали, она не двинулась под своей великолепной меховой шубой, из-под которой был виден только кружевной ночной чепчик. Странно было: вонючая, холодная камера — и эти меха и кружева. Но сюда человека вталкивают как он есть; тюрьма глотает, не переваривая, и окончательно нивелирует уже ссылка. Когда дежурный надзиратель отошел от «глазка» и, видимо, успокоился, что я сразу не сделаю ничего отчаянного, моя соседка приподнялась и внимательно посмотрела на меня. Я увидела совсем молодую и очень красивую женщину. Лицо ее было так худо и бледно, глаза, обведенные темными кругами, так огромны и тоскливы, что она казалась не живой женщиной, а актрисой, загримированной для последнего акта трагедии. — Когда? — шепотом спросила она, начав разговор так, как будто мы давно знали друг друга. Тюремное горе сближает так, как никакая дружба на воле. — Только что. — А меня ровно год назад. — Год? — Да, год. День в день. Вам не везет. Зачем ко мне попали? Смотрю на нее и ничего не решаюсь сказать. Год тюрьмы. Год этой сырой, вонючей камеры.

От издателя

Борьба за Красный Петроград. От издателя

Оборона Петрограда занимает особое место в истории Гражданской войны в России. Все враждующие стороны прекрасно понимали как военное, так и политическое значение города. Являясь крупнейшим в стране промышленным центром и главным транспортным узлом Северо-Запада, Петроград был «краеуголным камнем» в системе фронтов Красной армии и последней базой красного Балтийского флота — единственного флота Республики. Не меньшее значение Петроград представлял для большевиков и как политический центр и поставщик кадров. Борьба за Петроград велась на всем протяжении Гражданской войны в России и сопровождалась сложными политическими маневрами со стороны всех ее участников. Формально эта война и началась с похода войск Краснова на столицу осенью 1917 года, хотя можно принять за начальный момент всероссийской междоусобицы мятеж Корнилова и связанные с ним действия 3-го конного корпуса генерала Крымова. За этими первыми столкновениями последовали два наступления белой Северо-западной армии и [6] интервентов в 1919 году, а завершилась петроградская эпопея Кронштадтским мятежом 1921 года. История событий под Петроградом известна современному читателю относительно мало, хотя после окончания Гражданской войны вышел целый ряд работ различного плана, посвященных этим событиям. Причину этого надо искать в 30-х годах. Большинство подобных книг создавалось под эгидой Ленинградской парторганизации, что было в те годы нормальной практикой. Но «борьба с троцкистско-зиновьевским блоком», а Т. Е. Зиновьев был руководителем питерских коммунистов, отправила «неправильные книги» в спецхран. Обороне Петрограда «не повезло» и с военными руководителями.

17. Рейтинг безумия. Версии гибели группы Дятлова на любые вкус и цвет

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 17. Рейтинг безумия. Версии гибели группы Дятлова на любые вкус и цвет

Поскольку таковых версий существует великое множество, имеет смысл их каким-то образом классифицировать. Оптимальной представляется классификация, принятая на большинстве тематических форумов и сайтах, так что не станем изобретать велосипед и воспользуемся ею в качестве образца. Итак, всё многообразие версий можно свести к трём большим несхожим группам, объясняющим гибель группы воздействием факторов следующего характера: - естественно-природного; - паранормального; - криминального. Е с т е с т в е н н о - п р и р о д н ы е, как явствует из самого названия, пытаются объяснить трагические события на склоне Холат-Сяхыл природными явлениями и оперируют естественнонаучными фактами и представлениями в пределах компетенции авторов. Наиболее аргументированной из всех версий этой категории представляется предположение Евгения Вадимовича Буянова, петербургского исследователя "дятловской" трагедии, о произошедшем на месте установки палатки сходе лавины. Эту версию Евгений Вадимович обосновал в книге "Тайна аварии Дятлова", написанной в соавторстве с Борисом Ефимовичем Слобцовым, неоднократно упоминавшимся в настоящем очерке участнике поисковой операции. Нельзя не отметить, что книга получилась очень познавательной, даже о весьма скучных сугубо технических и математических материях авторы сумели написать живо и занимательно. Книгу эту можно рекомендовать к прочтению даже с целью простого расширения кругозора - время не будет потрачено зря.

Modern period

Modern period : from 1871 to 1918

Modern period : from 1492 to 1918.

Chapter II

The voyage of the Beagle. Chapter II. Rio de Janeiro

Rio de Janeiro Excursion north of Cape Frio Great Evaporation Slavery Botofogo Bay Terrestrial Planariae Clouds on the Corcovado Heavy Rain Musical Frogs Phosphorescent Insects Elater, springing powers of Blue Haze Noise made by a Butterfly Entomology Ants Wasp killing a Spider Parasitical Spider Artifices of an Epeira Gregarious Spider Spider with an unsymmetrical Web APRIL 4th to July 5th, 1832.—A few days after our arrival I became acquainted with an Englishman who was going to visit his estate, situated rather more than a hundred miles from the capital, to the northward of Cape Frio. I gladly accepted his kind offer of allowing me to accompany him. April 8th.—Our party amounted to seven. The first stage was very interesting. The day was powerfully hot, and as we passed through the woods, everything was motionless, excepting the large and brilliant butterflies, which lazily fluttered about. The view seen when crossing the hills behind Praia Grande was most beautiful; the colours were intense, and the prevailing tint a dark blue; the sky and the calm waters of the bay vied with each other in splendour. After passing through some cultivated country, we entered a forest, which in the grandeur of all its parts could not be exceeded. We arrived by midday at Ithacaia; this small village is situated on a plain, and round the central house are the huts of the negroes. These, from their regular form and position, reminded me of the drawings of the Hottentot habitations in Southern Africa.

V. Дни как дни, и ничего особенного

Побег из ГУЛАГа. Часть 3. V. Дни как дни, и ничего особенного

К середине третьего дня мы, наконец, прошли все признаки жилья, порубок, человека. Лес стоял совершенно нетронутый, нехоженый. Когда же мы садились отдыхать, к нам слетались птицы-кукши, садились на лесины и внимательно оглядывали нас, вертя головками. Они перекликались, болтали, подсаживались ближе. Нам, собственно, нечего было благодарить их за внимание, и муж поворковывал, объясняя нам, как любопытны кукши, и как каждый охотник умеет следить за ними, чтобы находить, например, раненого зверя, но птахи были так приветливы, так милы, что мы с сыном не могли не забавляться ими. Мы помнили, что это третий день нашего бегства, что сегодня нас ищут с особой энергией, и гепеусты, наверное, подняли на ноги всех лесорубов, которых мы прошли вчера, но мы не могли не чувствовать той особенной легкости и воли, которая охватывает в диких, нетронутых местах. У мужа было радостное лицо, какого я давно не видала. Он помолодел: вид у него был уверенный и смелый, как на охоте, хотя теперь охота шла на него. Сбежали. К концу дня, однако, мы пережили вновь испуг: когда мы отдыхали в глубоком логу, у ручейка, ясно послышался стук, как будто кто-то выколачивал трубку о ствол дерева и потом пошел тихо, но ломая под ногами сучья. Мы полегли за елку. Муж, прислушавшись, встал и пошел навстречу звуку. Вернулся он успокоенный. — Олень сбивает себе старые рога. Трава по логу смята — его следы. — А если б не олень? — Отсюда бы он не ушел, — усмехнулся он уверенно. — На этот счет я тоже разузнал кое-что.

2. Кто мы — «вредители»?

Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 2. Кто мы — «вредители»?

По анкете, которую несчетное количество раз приходилось мне заполнять в СССР, я — дворянин. Для следователя это значило «классовый враг» Но, как и у многих русских дворян, ни у моих родителей, ни у меня ничего не было за душой, кроме личного заработка, то есть отсутствовали все экономические признаки того, что с точки зрения марксиста и коммуниста, определяет принадлежность к классу дворян. Мне было пятнадцать лет, когда наша семья осталась без отца, старше меня была сестра, за мной шло еще четверо; младшему было три года. Жизнь предстояла трудная и необеспеченная. Юношей мне удалось попасть в качестве коллектора-зоолога в экспедицию профессора В. В Сапожникова, известного исследователя Алтая и Монголии (ныне покойного) Впервые я увидел дикую природу, часто даже не нанесенную на карту местности, где верхом, без дорог, мы прошли больше двух тысяч километров в лето Это было начало моих экспедиционных работ, которые быстро перешли в самостоятельные исследования я участвовал в качестве зоолога, а затем начальника, в ряде экспедиций на Алтай, Саяны, в Монголию, Тянь-Шань, на Амур, в Уссурийский край, в Лапландию. Регулярная учеба казалась мне ненужной, я был уверен, что и без нее пробью себе дорогу. Зарабатывать я начал рано, без работы не сидел, правда, приходилось браться за многое изготовлять препараты, учебные пособия, анатомические таблицы. Необходимость заработка толкнула меня на изучение ихтиологии-рыбоведения — отрасли, имевшей огромное практическое применение. Это заставило меня освоить море.

Ла-Манш и Северное море

«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Ла-Манш и Северное море

К началу Второй мировой войны класс торпедных катеров в Германии находился, по сути дела, в стадии становления. Из 17 имевшихся в строю единиц лишь шесть (S-18 - S-23) были оснащены надежными дизелями фирмы «Даймлер-Бенц» и могли привлекаться к активным действиям вдали от баз. Все они входили в состав 1-й флотилии (командир - капитан-лейтенант Курт Штурм). 2-я флотилия из восьми ТКА (S-10 - S-17, корветтен-капитан Рудольф Петерсен) считалась боеспособным подразделением лишь на бумаге. Половину в ней составляли катера с ненадежными дизелями фирмы MAN. Три еще более старых катера с такими же двигателями использовались в учебных целях. Еще 14 «шнелльботов» находились в различных стадиях постройки, но, по всем расчетам, их могло хватить лишь на замену старых катеров и покрытие неизбежных потерь. До желаемых 6-8 катерных флотилий по 8 единиц в каждой было далеко. Несколько слов относительно организации катерных сил. Согласно немецкой структуре, подразделения «шнелльботов» находились в ведении командующего миноносцами (Fuhrer der Torpedoboote) - до ноября 1939 года им был погибший впоследствии на «Бисмарке» контр-адмирал Гюнтер Лютьенс. В ноябре 1939 года его сменил капитан цур зее Бютов, командовавший ранее немецкой Дунайской флотилией. Последний сыграл в становлении и развитии класса германских торпедных катеров роль, во многом схожую с той, которую сыграл Дёниц в подводном флоте. Он считал, что торпедные катера, подобно тяжелым кораблям и субмаринам, должны взять на себя функции борьбы на коммуникациях - естественно, не на океанских, а на прибрежных.

Chapter III

The voyage of the Beagle. Chapter III. Maldonado

Monte Video Excursion to R. Polanco Lazo and Bolas Partridges Absence of Trees Deer Capybara, or River Hog Tucutuco Molothrus, cuckoo-like habits Tyrant-flycatcher Mocking-bird Carrion Hawks Tubes formed by Lightning House struck. July 5th, 1832—In the morning we got under way, and stood out of the splendid harbour of Rio de Janeiro. In our passage to the Plata, we saw nothing particular, excepting on one day a great shoal of porpoises, many hundreds in number. The whole sea was in places furrowed by them; and a most extraordinary spectacle was presented, as hundreds, proceeding together by jumps, in which their whole bodies were exposed, thus cut the water. When the ship was running nine knots an hour, these animals could cross and recross the bows with the greatest of ease, and then dash away right ahead. As soon as we entered the estuary of the Plata, the weather was very unsettled. One dark night we were surrounded by numerous seals and penguins, which made such strange noises, that the officer on watch reported he could hear the cattle bellowing on shore. On a second night we witnessed a splendid scene of natural fireworks; the mast-head and yard-arm-ends shone with St. Elmo's light; and the form of the vane could almost be traced, as if it had been rubbed with phosphorus. The sea was so highly luminous, that the tracks of the penguins were marked by a fiery wake, and the darkness of the sky was momentarily illuminated by the most vivid lightning. When within the mouth of the river, I was interested by observing how slowly the waters of the sea and river mixed.

Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»

Дарвин, Ч. 1839

Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина на корабле «Бигль» в 1831-1836 годах под командованием капитана Роберта Фицроя. Главной целью экспедиции была детальная картографическая съёмка восточных и западных берегов Южной Америки. И основная часть времени пятилетнего плавания «Бигля» была потрачена именно на эти исследования - c 28 февраля 1832 до 7 сентября 1835 года. Следующая задача заключалась в создании системы хронометрических измерений в последовательном ряде точек вокруг земного шара для точного определения меридианов этих точек. Для этого и было необходимо совершить кругосветное путешествие. Так можно было экспериментально подтвердить правильность хронометрического определения долготы: удостовериться, что определение по хронометру долготы любой исходной точки совпадает с такими же определениями долготы этой точки, которое проводилось по возвращению к ней после пересечения земного шара.

1559 - 1603

From 1559 to 1603

From the end of the Italian Wars in 1559 to the death of Elizabeth I of England in 1603.

Глава II

Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Глава II. Рио-де-Жанейро

Рио-де-Жанейро Поездка к северу от мыса Фрио Сильное испарение Рабство Залив Ботофого Наземные планарии Облака на Корковадо Сильный дождь Певчие лягушки Светящиеся насекомые Щелкун и его прыганье Синий туман Шум, производимый бабочкой Энтомология Муравьи Оса, убивающая жука Паразитический паук Уловки крестовика Пауки, живущие обществами Паук, ткущий несимметричную паутину С 4 апреля по 5 июля 1832 г. — Через несколько дней после нашего прибытия я познакомился с одним англичанином, который отправлялся в свое поместье, расположенное более чем в 100 милях от столицы, к северу от мыса Фрио. Я охотно принял его любезное приглашение ехать вместе с ним. 8 апреля. — Нас было семь человек. Первый переход оказался очень интересным. День был необыкновенно знойный, и, когда мы проезжали через лес, все вокруг было в полном покое, который нарушали лишь огромные великолепные бабочки, лениво порхавшие вокруг. С холмов за Прая-Гранди открылся прекрасный вид: среди ярких красок преобладал синий оттенок, небо и неподвижные воды залива великолепием своим соперничали друг с другом. Некоторое время дорога шла возделанными полями, после чего мы въехали в лес, грандиозность которого на всем его протяжении совершенно ни с чем не сравнима. К полудню мы прибыли в Итакаю. Эта деревушка лежит на равнине; дом, стоящий посредине селения, окружают хижины негров. Правильная форма и расположение этих хижин напомнили мне изображения готтентотских селений в Южной Африке.