Глава 5. Возрождение Черноморского подплава (1921-1929 гг.) [108]

В 1921 г. подплав Черноморского флота представляла единственная «АГ-23». Остальные «агешки» еще строились, «Нерпа» никак не могла выйти из затяжного 4-летнего капитального ремонта.

Пришедшая на смену самодержавию и лишенной иммунитета неокрепшей буржуазной власти Временного правительства власть большевиков приступила к всероссийскому погрому, «разрушая до основания весь мир насилья». Вместе с «миром насилья» в мыльной воде оказались и те, кто составлял цвет страны — их тоже выплеснули из лоханки после события, именуемого самими большевиками сначала переворотом, а затем революцией. Хотя бы прочитали слова великого русского поэта А. С. Пушкина:

«Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим».

Не минула чаша сия и Черноморского подплава.

Февраль. Пл «АГ-23» (Иконников) перешла в Севастополь и совершила безрезультатный боевой поход к берегам Крыма и Кавказа против вооруженных сил меньшевистской Грузии. [109]

Утверждены позывные лодок на 1921 г.: дивизион подводных лодок — «3К» (Тройка, Ка); начальник дивизиона подводных лодок — «33К»; комиссар дивизиона подводных лодок — «3КК»; «АГ-23» — «4Ш»; «АГ-24» — «4Щ»; «АГ-25» — «4Ъ»; «АГ-26» — «4Ы»; «Нерпа» — «4Ь».

22 марта в Севастополе командиру «АГ-23» Иконникову от начальника Действующей эскадры ЧФ передано распоряжение: «Предлагается 22 марта в 15.00 выйти в Новороссийск; по прибытии поступить в оперативное подчинение Начкавсектора. План учебной операции в районе Тендра. Красные: 3 канлодки, 1 истребитель, 1 транспорт. Белые: подводные лодки «АГ-23» (Иконников), «АГ-24» условно. 23 марта район атаки: 46°27,2–31°30',0; 46°27',2–31°35',8; 46°24',2–31°40',5; 46°22',3–31°401,5; 46°22',3–31°30',0. Условия стрельбы...».

2 апреля в Николаеве спущена на воду пл «АГ-24».

22 июля пл «АГ-24» (Шредер) вступила в строй.

22 сентября утверждены штаты на подводные лодки типа «АГ»: комсостав — 5 человек (командир, помощник командира, старший штурман, старший минер, старший инженер-механик), некомсостав — 24 человека.

В состав дивизиона подводных лодок вошли плавбаза «Георгий» и блокшив «Березань».

5 апреля 1922 г. в Николаеве спущена на воду пл «АГ-25».

26 мая пл «АГ-25» (Горняковский) вступила в строй.

12 октября она вышла из базы по маршруту Севастополь — Сухум — Батум с задачей сопровождения п/х «Ильич» с новобранцами для Закавказских ВС. 14 октября лодка прибыла в Сухум. Во время стоянки в тот же день на лодке приступили к зарядке АБ. Во время зарядки произошел взрыв кормовой группы АБ. Причина так и осталась невыясненной. В Батум п/х «Ильич» ушел один.

24 февраля 1923 г. в Николаеве спущена на воду пл «АГ-26».

В 1923 г. в Севастополе образовали Отдельный дивизион подводных лодок Морских сил Черного моря (Иконников).

26 марта в Николаеве приступила к работе комиссия по приемке пл «АГ-26» от промышленности. Командир пл «АГ-25» [110] Горняковский отбыл в Николаев для участия в работе комиссии. Что же уложил Николай Александрович в свой дорожный чемодан? Форма одежды, которую теперь носили «военморы командного звена», существенно отличалась от формы и офицеров Императорского флота, и флотских командиров Временного правительства.

По свидетельству очевидца, «командный состав флота тоже был в форме нового образца: фуражки из черного сукна без белых кантов с золоченым «крабом»{12}. Вместо привычных шинелей черного цвета — пальто из сукна черно-серого цвета, маренго, свободного покроя с широким хлястиком. На левом рукаве пальто, а также на кителях и тужурках были нашиты знаки различия — фланелевые красного цвета с узкой золотой окантовкой нашивки, увенчанные непомерно большой фланелевой красной звездой» (Четверухин Г. Н. Сполохи воспоминаний //Морской сборник. 1991. № 10).

3 июня пл «Нерпа» (Лашманов?) наконец закончила 6-летний капитальный ремонт и вступила в состав МСЧМ.

11 июля в состав МСЧМ принята пл «АГ-26» (Ворошилин?).

В 1924 г. в Отдельном дивизионе подводных лодок проведена проверка стрелкового и холодного оружия. Наличными числились: 50 винтовок японских системы «Арисака», 8 карабинов японских, 8 пулеметов системы «Максим», 1 карабин германский, револьверы системы «Наган» образца 1895 г. и 16 кортиков.

Проверили и торпеды. В наличии оказалось 16 торпед образца 1910 г. (их тогда еще продолжали официально называть минами). Полный боекомплект дивизиона предполагался в количестве 28 торпед как минимум. За 1922, 1923 и 1924 гг. потоплено 9 торпед (только за 1924 г. к 10 августа — 6). Стреляли торпедами и топили их примерно в одном и том же месте: в районе с центром в точке φ = 44°40' N, λ = 33°33' Ost, напротив устья Бельбека и у Учкуевки. Они там лежат и сегодня.

Эффективность торпедных стрельб за 1924 г., проведенных в июле — августе, составила: «Нерпа» (Лашманов) — 0,56/0,33 (32); [111] «АГ-23» (Рахмин) — 0,6/0,67 (25); «АГ-24» (Шредер) — 0,47/0,33 (27); «АГ-25» (Горняковский) — 0,82/0,67 (25); «АГ-26» (Ворошилин) — 0,73/0,67 (27); всего (136) (общая эффективность / эффективность стрельб на тактических учениях, (количество выпущенных торпед)). Дальность стрельбы составляла 2–10 кабельтовых. На подготовительных стрельбах, проводившихся в районе Учкуевка — Кача, в роли целей выступали сами лодки, для обозначения длины цели ведшие 6-футовый буй на буксире длиной 135 м. Скорости целей составляли 4–12,5 узлов. Стреляли торпедами образца 1910 г. К чести черноморских подводников, они подняли уровень успешности боевых упражнений. Такой вывод можно сделать сегодня. Тогда обоснованных выводов еще не делали.

Зато появилось новое направление политработы — всевозможные проверки. Приезжал проверяющий, мягко говоря не очень подготовленный к такой работе, поскольку его военное образование оставляло желать лучшего, начинал смотреть, что делают моряки, и задавать им вопросы. Ему показывали, чему они научились, и, ухмыляясь, отвечали в духе задаваемых вопросов. Потом проверяющий собирал «актив» и говорил военморам, что в делах должно быть больше партийности, все должно носить классовый характер. Не пояснив, что это такое, он уезжал, и тогда из Москвы сыпались депеши, юзограммы, телеграммы...

Пл «Пеликан», затопленная еще белыми у входа в Одесский порт, поднята на поверхность и сдана к порту для разделки на металл.

19 августа внештатным специалистом связи ОДнпл назначен штурман пл «Нерпа» военмор Горукалов. Первый опыт передачи дела связи на подводных лодках штурманам. Потом им передадут и радиотехническое наблюдение, когда оно появится в подводных силах.

18 сентября начался поход Отдельного дивизиона по маршруту Севастополь — Ялта — Новороссийск — Сухум — Батум — Поти — Туапсе — Феодосия — Севастополь. Поход выполнялся поотрядно совместно с дивизионом канлодок и крейсером «Коминтерн» в охранении дивизиона эсминцев. В походе внимание команд обращалось на возможность встречи с плавающими минами. Лодки [112] разделили на тихоходные («Нерпа» и «АГ-26», имевшие максимальную скорость 7 узлов) и быстроходные (все остальные — 9 узлов). В зависимости от максимальной скорости хода каждой группе устанавливались время стоянки в портах и режим перехода. При нахождении в портах Батум и Поти принимались строгие меры по охране кораблей (вооружение вахты стрелковым оружием, назначение дежурного корабля в 1-часовой готовности, назначение дежурной пушки на кр «Коминтерн»). Закончился поход 8 октября. 6 ноября утверждены табели комплектации подводных лодок типа «АГ» и пл «Нерпа»: комсостава — 5 человек (командир, помощник командира, штурман, минер и механик), командно-политического — один комиссар, некомандного — 24 человека («АГ») и 34 человека («Нерпа»).

Будущий известный адмирал Ю. Пантелеев прибыл на ЧМ в 1925 г. после окончания СККС, был зачислен штурманом на пл «Нерпа» и тогда же ознакомился с боевой подготовкой в Отдельном дивизионе подводных лодок. Позже он напишет в своей книге «Полвека на флоте»: «Считалось, что торпедами можно стрелять с дистанции 4–5 кабельтовых. Если расстояние оказывалось больше, атака признавалась плохой. При дистанции 10 кабельтовых вероятность попадания в цель принималась близкой к нулю. Стрелять полагалось только одной торпедой <...> Ни о каких совместных действиях подлодок тогда не могло быть и речи».

Вот и свидетельство тому, что красным черноморским подводникам не были известны достижения в теории торпедной стрельбы балтийских подводников в 1913 г., ни опыт черноморских в Первой мировой войне. Красный подплав вернулся в миоцен к «кинжальному» способу стрельбы. Просто комиссары опасались, что ознакомление с умными мыслями и делами подводников Императорского флота заставит поблекнуть веру краскомов в надежность большевиков. Лет этак через пятьдесят они же запретят подводникам атомного флота знакомиться с иноплеменными представительницами прекрасного пола, чтобы не допустить утечки совершенно секретных сведений половым путем. Тогда же на атомоходах стратегического назначения разрешат служить только лицам [113] «стратегических» национальностей: русским, украинцам и белорусам. Остальных спишут с лодок в одночасье.

Великая Отечественная война начнется через 15 лет. И за это время черноморских и всех остальных советских подводников ничему новому не научат.

Рассмотрим всего один эпизод и его последствия. С 4 по 19 сентября 1943 г. черноморская пл «АГ-24» (Буянский) выполнила боевой поход. 16 сентября у южного берега Крыма с дистанции 4 каб лодка атаковала двумя торпедами баржу, буксируемую десантным кораблем. Из-за неправильно определенных элементов движения цели стрельба завершилась промахом.

С точки зрения мировой войны — рядовой эпизод. Посмотрим, как на него и другие подобные атаки реагировал командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга Крестовский, который с 1936 г. прививал командирам лодок профессиональные навыки. Он пишет директиву, где растолковывает командирам, какие ошибки преследуют их во время торпедной атаки и как следует атаковать противника торпедами, чтобы всегда попадать в цель:

«а) Командиры долго определяли сторону движения цели;

б) На курсе сближения не давали полного хода;

в) Не ложатся на курс сближения, а сразу ложатся на боевой курс и все (элементы движения цели: курс, скорость и текущую дистанцию. — Э. К) определяют на глаз; <...>

д) Нет стремления сближаться на контркурсах на острых углах, идут на курс отхода;

е) Благоприятно сложившуюся обстановку не используют для сближения на 2–4 кабельтова для неотвратимого удара, а маневрирование подчиняют исходя из условий безопасности. Выбирают безопасную позицию стрельбы (Дз = 10 каб; θ = 110° — 120°){13};

ж) Растерянность, нервозность, суетливость. В голове командира скрытность и безопасность, а не нападение;

з) Отсутствие настойчивости с риском любой ценой выполнить задачу. [114]

Разъяснить командирам:

Дальность залпа 2 — 4 кабельтова	Дальность залпа более 5 кабельтовых
1. Обеспечивает скрытность под бортом. Внутри охранения не ищут.	1. Не обеспечивает (скрытности. — Э. К. ). Ищут именно на этих дистанциях.
2. Исключается влияние ошибок в определении ЭДЦ на успех.	2. Ошибки в ЭДЦ могут привести к промаху.
3. Обнаружив залп, противник не успевает уклониться.	3. Успевает уклониться.
4. Противник не успевает привести оружие в готовность.	4. Успевает (подготовить бомбы и начать маневр).
5. Затрудняется использование средств ПЛО.	5. Благоприятствует.
6. В случае успеха легче уйти от деморализованного противника.	6. Труднее».

Нелегко спорить с опытным подводником, прошедшим через горнило войны (он погибнет в боевом походе на Черном море весной 1945 г.), но и молчать тоже нельзя. С претензиями комбрига можно согласиться как с одним из возможных вариантов, но воспринимать их как категорически-незыблемое правило — значит следовать шаблону. Известно, чем кончается шаблонная тактика: противник заранее знает твои ходы и всегда держит наготове один из наиболее эффективных контрходов, а ты связан по рукам и ногам там, где должен проявить свое искусство.

Не выдерживают никакой критики последующие рекомендации комбрига. Он предлагает сближаться для стрельбы на дистанцию 2–4 каб. Иными словами, Крестовский предлагает возвращение к первобытному «кинжальному» способу нападения: подошел вплотную и не глядя «сунул кинжал под ребро». Тот вариант, который русские подводники на первых порах приняли как неизбежность, а потом постепенно заменили прицельной стрельбой с углом упреждения и стрельбой торпедами веером, он предлагает вернуть на вооружение советских лодок. Прицельная стрельба торпедами веером, кроме всего прочего, еще и позволяла атаковать с дальностей, превышающих надежную дальность обнаружения поднятого перископа. Рассуждения комбрига о всесторонних преимуществах атаки с дистанции 2–4 каб — чистой воды лукавство. Зрелый [115] подводник не может не знать, что опытные противолодочники для наблюдения за поверхностью моря разбивают горизонт на сектора, а по дальности — на зоны и тщательно ведут наблюдение «за водой» во всех зонах, уделяя гораздо меньше внимания кормовым секторам как неперспективным с точки зрения обнаружения атакующей лодки (в то время с кормы не атаковали). Он должен понимать, что для сближения на дальность 2–4 каб атакующая лодка должна пройти всю дистанцию незамеченной. Так не лучше ли, не испытывая судьбу дальнейшим сближением, сберечь свою скрытность (основное свойство подводных лодок всех времен и национальностей) и ударить с дистанции свыше 5 каб 4-торпедным веером. Если даже противник заметит залп, ему будет очень трудно уклониться от веера. Команда выполнит свою задачу и сохранит себя и лодку для следующего похода и грядущих побед. Так поступали во Вторую мировую войну самые результативные — американские подводники, доведя число торпед в веере до шести! С 1936 г. залповую стрельбу торпедами веером регламентирует командование германского флота.

Фраза комбрига «отсутствие настойчивости с риском любой ценой выполнить задачу» наводит на невеселые мысли. Так «с риском» или «любой ценой»? Между этими понятиями большая разница. С риском — значит принять обдуманное решение, предполагая, что вероятность победить и сохранить лодку должна быть несколько выше, чем вероятность погибнуть, даже не поняв, победил ты или нет. Любой ценой боевую задачу решали солдаты и матросы, обвязавшись гранатами и бросаясь под танк, когда «позади вся Россия, а отступать некуда». Любой ценой в конце войны брали города к празднику или просто на радость Верховному, не считаясь с морем пролитой крови (Киев, Кенигсберг, Будапешт, Берлин). Видимо, комбригу сверху за что-то погрозили пальчиком, и он решил воевать «любой ценой», несмотря на то что после Сталинграда и Курска стало понятно: Германии уже не встать во весь рост и наступило время обдуманно ломать ей хребет. Но у нас редко берегли людей. Таким видится то время. Следствие — гигантские людские и материальные боевые потери. [116]

Кто знает, может быть, кто-то из командиров лодок, не вернувшихся с позиций, слепо исполнял рекомендации комбрига и поплатился за это жизнью, своей и всей команды?

Вместе с тем следует отдать должное комбригу Крестовскому за то, что в сентябре 1943 г. он все-таки ввел на бригаде веерный способ залповой стрельбы, ровно через 30 лет после его принятия в российском подплаве и через 25 лет полного забвения. Надо полагать, не без указания сверху.

Далее, в той же книге Пантелеев уверяет, что «на лодках назначались нештатные ревизоры{14} и артельщики. Ревизоры соревновались, кто лучше и вкуснее накормит команду в пределах выдаваемого денежного лимита. Питались вообще-то мы сытно». Иными словами, организация снабжения продовольствием на тот момент не претерпела каких-либо изменений по сравнению с царскими временами. Но вскоре этому придет конец Нарождающийся партийный чиновник не мог позволить, чтобы финансовые потоки, предназначенные для улучшения жизни людей, шли мимо его широко раскрытого рта. Командирам кораблей перестали выдавать деньги для покупки продовольствия личному составу, заменив их натуральными продуктами пайка.

На Черном море в 1926 г. силами ЭПРОНа начаты работы по подъему затонувших во время Гражданской войны судов. В 1926–1935 гг. со дна моря водолазами подняты и сданы к порту для разделки на металл подводные лодки «Налим», «Лосось», «Судак», «Карп», «Краб», «Кит» и «Орлан». Поднятую в 1928 г. пл «АГ-21» удалось восстановить.

Командир пл «АГ-23» Сурин практикует вход на Севастопольский рейд под перископом, проход к своему месту и всплытие у причала. Как правило, избегает обнаружения. Лихость? Нет, мастерство и высокий профессионализм. Такие же проходы и выходы практиковались и в Балаклаве.

Через много лет, 24 марта 1942 г., командир пл «АГ-25» Цуриков, идя Инкерманским створом, на траверзе Круглой бухты [117] подвергнется артиллерийскому обстрелу фашистской батареи. Погрузившись, лодка войдет в Севастополь под перископом, в боевой обстановке повторив тем самым упражнение, которое по собственной инициативе отрабатывали черноморские командиры подводных лодок.

Командир пл «Нерпа» Рахмин тоже готов блеснуть мастерством: он погружается на рейде и выходит в море под перископом. Повидимому, выполнение таких маневров на Черном море в прежние времена считалось в порядке вещей. На современном Северном флоте широко известен только один случай, когда командир пл Гена Баранов прошел под перископом через Кильдинскую салму — пролив, идти по которому и в надводном положении не очень просто из-за непредсказуемых по силе и направлениям течений. Правда, однажды командир 31-й дивизии подводных лодок B. C. Шаповалов в этой самой салме по тревоге с утра поставил на якоря в подводном положении всю свою дивизию и так простоял там до вечера. Один из немногочисленных примеров, когда подводников учили становиться на подводный якорь, т. е. учили тому, что может понадобиться на войне.

Во время Второй мировой войны наши подводники заходили под перископом в Лиинахамари и другие норвежские порты. Но это во время войны. А к ней готовятся заранее. Ибо правильно говорится, что на войне от воина нельзя требовать безупречного исполнения того, чему его не обучали до войны. Сурин, Рахмин и Баранов это понимали.

В 1927 г. Черноморский флот постепенно заволакивается туманом секретности. Скрывают первым делом свою слабость, а вместе с ней засекречивают что ни попадя.

«Политотдел сообщает, что из посланного Вам Обзора № 6 О состоянии внешкольной работы из раздела: «Запросы и интересы краснофлотцев» тщательно зачеркнуть следующее: «...имеются сомнения насчет боеспособности Чернфлота и есть случаи явного неверия в боеспособность — «Куда нам соваться с нашими кораблями, в случае войны придется идти в армию и т. д.». Имеются антикомсоставские настроения в частности к молодым краскомам, [118] которых называют «валетами». После чего считать данный обзор не секретным, исправить исходящий № 81с на № 335 и передать его для проработки и повседневного руководства Совету Ленуголка. 12 апреля 1927 г.».

Политотделу невдомек, что моряки, ежедневно спускаясь на службу к Севастопольской бухте, лицезреют свой «могучий и непобедимый» флот в составе одного старого крейсера, двух канлодок, дивизиона эсминцев и дивизиона подводных лодок. Свидетельствует о слабости флота и то, что в те годы в архивы почти перестали поступать оперативные документы, освещающие его деятельность.

Зато комиссары подводных лодок вели дневники, а политуправление флота (в лице военмора Изачика) регулярно их просматривало. Политработа на флоте принимала организованную бюрократическую форму; возникла параллельная вертикаль власти: красный стол — ленуголок — ленкомната с ленсоветом — комиссар лодки — политотдел — политуправление. Партийное чиновничество начинало обретать свое лицо.

5 января 1928 г. поднята с грунта пл «АГ-21», 9 лет назад затопленная по приказу англо-французского командования. После осмотра лодки специальная комиссия пришла к выводу, что корпус находится в состоянии лучшем, чем у остальных лодок этого типа, находившихся в эксплуатации. Пл «АГ-21» поставили на восстановительный ремонт.

18–20 мая 1929 г. на Черном море проведена подготовка стрельбы боевыми торпедами по устаревшему броненосцу «Чесма». Разработана инструкция для выполнения стрельбы эскадренному миноносцу двумя и подводной лодке также двумя торпедами с дистанции 4 каб в левый борт корабля.

Июнь. Начальник Отдельного дивизиона подводных лодок отмечает плохое исполнение командирами графических отчетов по торпедным стрельбам.

16 августа штурману пл «АГ-25» К. М. Кузнецову в приказе объявлена благодарность «за систематическое внесение ряда ценных [119] предложении по усовершенствованию методов маневрирования при торпедной стрельбе и инициативу». Пройдут годы, и Константин Матвеевич на излете своей непрерывной службы в советском подводном плавании возглавит впервые организованное на русской земле профильное Подводное училище, этакий подводный Морской корпус. Автор и многие из его товарищей удостоились чести получить офицерские погоны и кортик из рук выдающегося подводника.

В период с 30 августа по 6 сентября подводные лодки совершили поход в Константинополь с официальным дружеским визитом.

А на судостроительных заводах страны вовсю разворачивалась постройка новых подводных лодок по проектам советских конструкторов. Этому процессу предшествовали неоднократные попытки противоборствующих государственных структур определить в условиях нарастающей разрухи четкую военно-морскую доктрину, без которой любые попытки создания кораблестроительной программы остаются бесплодными.

Дискуссия возникла еще в 1918 г. в «Морском сборнике». Страницы журнала захлестнули разрозненные статьи, грезившие о будущем флота. В условиях, когда большая часть Черноморского флота покоилась на дне Цемесской бухты и под Севастополем, а ослабленный войной Балтийский тихо ржавел у причалов, отапливаясь зимой камельками, неисправимые романтики, бывшие офицеры Генмора и профессора Морской академии мечтали о возрождении непобедимых армад и о «владении морем», не отрицая получившего право на жизнь еще в начале века тезиса о «сбалансированном» флоте. Таких взглядов придерживались консервативные представители «старой» школы.

До марта 1921 г. (X съезд РКП(б)) Пролетарская диктатура, не утруждая себя глубоким проникновением в суть военного строительства Республики, все предпринимаемые усилия подчиняла нуждам РККА, ограничив военную доктрину государства лозунгом о всеобщем вооружении народа и замкнув ее на тезисе о неизбежности мировой революции. Флот в таких обстоятельствах оказывался на вторых ролях, содействуя армии там, где ей приходилось [120] трудно. В 1918~1920 гг. моряки целыми экипажами оставляли свои мертвые корабли и шли воевать в окопы, на бронепоезда, в десант. Видимо, в ту пору и появилась песня о моряке «дальних плаваний»:

Жил моряк, моряк когда-то,
Дружный с ветром и волной.
Он седой залив Кронштадта
Называл землей родной.

Он на берег и для милой
Не спускался ни на шаг,
Неизвестный по фамилии
Дальних плаваний моряк.

Но однажды в день туманный
Уходили моряки
В край, где нет ни океанов,
Ни проливов, ни реки.

Шли тайгой непроходимой,
Шли дорогою степной.
Поднимались тучи пыли
Впереди крутой волной.

Вместе с ними в тучах пыли
Шел и он в огонь и мрак,
Неизвестный по фамилии
Дальних плаваний моряк.

В недрах самого государственного аппарата разгорался спор о том, какое место в структуре ВС должна занять такая специфическая, по-настоящему организованная сила, как флот. Противоборствующими сторонами были руководство РККА, ратовавшее за свои интересы в ущерб дорогостоящим интересам флота, и пока еще самостоятельное руководство РККФ, отстаивавшее свои корпоративные интересы. В период с 1920 по 1925 г. предпринималось по крайней мере три попытки сдвинуть проблему с места. Каждый раз они заканчивались ничем. Другого и не следовало ожидать, когда не все ясно представляли, для чего нам понадобился флот.

В далеком 1925 г. после окончания маневров вышли постановления РВС СССР, впервые направленные на всестороннее решение вопросов по восстановлению, достройке и проектированию кораблей. Как можно было предвидеть, заключения по итогам [121] маневров, представленные руководством РККА, в корне отличались от выводов, к которым пришли руководители РККФ, что не позволило определить место флота в ВС страны. Не подготовленный к решению вопроса Председатель РВС СССР Ворошилов передал его наскоро созданной Морской комиссии РВС СССР во главе с чекистом Уншлихтом. РККА, РККФ и ВВС представляли, соответственно, Тухачевский, Зоф{15} и Баранов. После нескольких заседаний члены комиссии так и не смогли согласовать свои позиции относительно организации флота, его места в государственной структуре, выполняемых им задач и соответствующей этому кораблестроительной программы. В конце концов кавалерийский штаб РККА, оказав давление на РВС, сумел «приторочить» флот к армейскому правлению. Так вполне самостоятельное Управление Военно-Морских Сил СССР преобразовалось в Управление Военно-Морских Сил РККА. Оно отвечало за руководство боевой, организационно-мобилизационной и технической подготовкой флота, проведение гидрографических работ и безопасность мореплавания. Штаб РККФ подлежал упразднению, а силы флотов поступали в оперативное подчинение штаба РККА через его морской отдел ОУ и непосредственно через командующих сухопутными войсками приморских округов.

Желание политического руководства страны избавиться от части образованных командиров дореволюционной закалки, которыми славился флот, исполнилось. Руководство РККА сумело убедить РВС в необходимости готовить флот к «малой войне» на море с участием исключительно легких сил, что сулило сравнительно низкие финансовые затраты.

Устойчивость позиций руководства ВМС подверглась дополнительным испытаниям, так как взгляды самих военморов на теорию ведения войны на море в современных условиях разделились. Некоторые из так называемых «красных академиков» — выпускники Военно-морской академии, еще не имевшие опыта управления силами, но умевшие держать нос по ветру, — объявили себя сторонниками школы «молодых», отвергавших идеи владения морем и сбалансированного флота, которые в то время, да и сегодня, составляли классические «морские идеи». Став приверженцами «малой [122] войны на море», проводимой, как они считали, легкими силами, авиацией и подводными лодками, «молодые» всячески поддерживали армейское командование.

Принятое решение не устранило противостояния армейского и флотского руководства, оно продолжалось и будет продолжаться еще долго, покамест флот вновь не обретет утраченную самостоятельность. 8 мая 1928 г. в ходе заседания РВС СССР состоялась дискуссия. Позиции армии озвучивал М. Тухачевский, позиции флота — М. Петров. Обоснованные аргументы последнего способствовали некоторому укреплению позиций флота в продолжавшемся споре. Реввоенсовет принял более или менее приемлемое для флота постановление «О значении и задачах морских сил в системе вооруженных сил страны», в котором указывалось:

«Признать необходимость укрепления и развития Военно-Морских Сил в общем плане военного строительства.

I. При развитии Военно-Морских Сил стремиться к сочетанию надводного и подводного флотов, береговой и минно-позиционной обороны и морской авиации, отвечающему характеру ведения боевых операций на наших морских театрах в обстановке вероятной войны.

II. Учитывая роль морских операций на Балтийском и Черноморском театрах, считать основными задачами Военно-Морских Сил РККА: а) содействие операциям сухопутной армии в прибрежных районах; б) оборону берегов в условиях совместного разрешения этой задачи средствами морских сил сухопутной армии; в) действия на морских коммуникациях противника; г) выполнение особых морских операций.

Успешное выполнение вышеуказанного Военно-Морскими Силами возлагает на флот, береговую оборону и морскую авиацию следующие задачи:

а) на флот:

1. Содействие сухопутным операциям при выполнении поставленных задач;

2. Непосредственную огневую поддержку прибрежных укреплений;

3. Ведение активной обороны на море путем операций малой войны; [123]

б) на береговую оборону: оборону пунктов, имеющих важное стратегическое значение (баз флота, политических и экономических центров);

в) на морскую авиацию: обеспечение Военно-Морских Сил в операциях, действия против флотов, а также против военно-морских и воздушных сил и баз противника.

III. По составу флота руководствоваться нижеследующим:

а) основным фактором, сообщающим операциям флота боевую устойчивость и активность действий, являются линейные корабли;

б) развитие легких сил (крейсера, миноносцы, торпедные катера, сторожевые суда, канлодки) должно отвечать требованиям современной морской войны и соответствующей организации флота на наших театрах с учетом особенностей характера использования морских сил в будущей войне;

в) развитию подводного плавания уделять особое внимание, при учете специальных операций подводных лодок и обеспечения возможности совместных их действий с надводным флотом;

г) развитие минно-позиционных средств флота сообразовать с необходимостью обеспечения выполнения указанных выше задач Военно-Морских Сил.

IV. Штабу РККА совместно с УВМС в двухмесячный срок внести в РВС СССР план организации новых и поддержания в боевой готовности существующих речных и озерных флотилий.

V. Штабу РККА уточнить планы в согласии с настоящим постановлением о боевых задачах Морских Сил.

VI. Штабу РККА совместно с УВМС принять участие в разработке плана строительства Волго-Донского канала в целях согласования его с задачами обороны».

На фоне непрекращающейся дискуссии, постепенно переведенной в политическую плоскость, просматривалась и польза майского 1928 г. решения РВС, давшего импульс развитию флота. Теория «малой войны на море», выдвинутая школой «молодых», фактически отвергавшая концепцию сбалансированного флота и низводящая действия его сил на тактический уровень, становится официальной военно-морской доктриной и утверждается Боевым уставом Морских Сил РККА (БУМС-30). Основным направлением кораблестроительной программы, разработанной согласно новоиспеченной [124] доктрине, становится строительство «москитного флота» — легких сил: подводных лодок, морской авиации, береговой обороны.

В чем же проявлялись непримиримые разногласия теоретиков школ «старой» и «молодой», первую из которых представляли руководители ВМА Б. Жерве и М. Петров, вторую — адъюнкты той же академии А. Александров и А. Якимычев?

Сторонники «старой» школы придерживались консервативных взглядов, однако не настолько, чтобы, разрабатывая военно-морскую доктрину, опираться только лишь на теорию абсолютного владения морем, предполагавшую исключительное развитие линейного флота, в чем их упрекали «молодые». Они обоснованно поддерживали теорию сбалансированного развития флота, выдвинутую еще в начале XX в. выдающимся русским адмиралом Э. Щенсновичем и не терявшую своего значения долгое время. Анализируя печальный результат морской войны России на Тихом океане в 1904–1905 гг. и отстаивая право на существование нового класса кораблей — подводных лодок, становлением которого он руководил, Щенснович делает смелое заявление, не пришедшееся по вкусу многим деятелям российского флота и стоящим за ними судостроительным и сталелитейным фабрикантам: «Я продолжаю полагать, что если бы наш флот был в три раза сильнее по числу линейных кораблей, чем японский флот, то и в таком случае результат был бы у нас такой же <...> Цусимский бой не представляет из себя разгром русского флота, это момент созидания нового флота на новых основаниях, это разгром всех морских держав, которые находятся в самогипнозе силы своих броненосцев».

Коротко предложенную Щенсновичем теорию можно определить как сбалансированное формирование и развитие всех без исключения сил флота, исходящее из появления новых способов ведения войны на море. Теория эта жива и поныне.

Используя поддержку армейского руководства, ратовавшего за перераспределение средств, выделяемых флоту, в пользу армии, «молодые», отвергнув теорию сбалансированного развития флота, обеспечили командование РККА новым теоретическим обоснованием: выдвинутая ими теория «малой войны» и основанная на ней военно-морская доктрина существенно удешевляли кораблестроительную программу. Опора на непререкаемое господство новой, [125] набирающей силу, проникнутой догматизмом идеологии гарантировала безоговорочное оправдание властными структурами концепции, выдвинутой «молодыми». Все это отдаляло их от диалектического понимания роли флота.

«К тому же в ряды оппозиции классической «морской идее» многих толкала и другая весьма специфическая причина — флот всегда нуждался в определенном человеческом материале, предъявлял более высокие требования к образовательному и культурному уровню всех категорий личного состава. Этим требованиям не отвечала как основная масса призывного контингента (даже из наиболее развитых республик), так и новые командные кадры. Руководство классическим «большим» флотом было им не по плечу, и они это подсознательно чувствовали» (Монаков М. Танки или корабли? //Морской сборник. 1992. № 3. С. 35).

Ко всему изложенному остается только добавить, что такое положение лишь способствовало появлению в рядах флота «моря» слабо подготовленных красных командиров, которых прекрасно разбиравшиеся в обстановке краснофлотцы именовали валетами.

Кораблестроительная программа на 1928–1933 гг. утверждена постановлением СТО лишь в феврале 1929 г. Одобрение теории «малой войны» на официальном уровне не привело к примирению сторон, поскольку представители «старой» школы не могли согласиться с догматической концепцией. Конфликт оставался неразрешенным, и тогда власть подвела под него политическую основу.

Приняв программу военного судостроения, летом того же года политбюро принимает решение сократить ее финансовый план на 85 миллионов рублей. Не согласный с такой постановкой дела, Наморси Р. А. Муклевич пытается сохранить для флота выделенные постановлением СТО ассигнования. В письме, направленном Сталину, Наморси (по сути, первый морской министр СССР) пытается объяснить вождю ошибочность позиции, занятой политбюро в отношении флота, и для убедительности заканчивает его словами: «Мы практически перешли в ранг провинциальных морских держав». 10 января 1930 г. РВС СССР решает «снова поднять перед правительством вопрос о восстановлении снятых с морского судостроения 84 млн руб.». В 1931 г. Муклевича убирают с поста Наморси и отправляют в инспекцию ВМС, а в 1938 г. репрессируют. [126]

История теории и практики строительства советского ВМФ почти не сохранила следов диалектической концепции «старой» школы, разгромленной в течение года, отдав предпочтение догматизму идеологического продукта, опиравшегося на пропаганду и именуемого «малой войной». Только в начале 70-х гг. ГК ВМФ СССР С. Г. Горшков отметит всего лишь «присущую школе «молодых» статичность и неспособность разглядеть историческую перспективу».

Теоретические споры по вопросам военно-морского строительства, постепенно переросшие в политическое противостояние участников, в конце концов привели к устранению одних и непродолжительному преуспеванию других. Восторжествовавшая единственная точка зрения привела к потере творческого начала в работе и погасила инициативу. Потеряв опытных и образованных представителей дореволюционного флота, новые теоретики так и не сумели укрепить свои ряды. Лишенные возможности и права на широкое обсуждение решаемых вопросов с различных позиций, а не только с единственно утвержденной партийной позиции, военные советы всех уровней свои постановления стали оформлять загодя, не дожидаясь дискуссий, долженствующих сопровождать работу любого совета.

Вскоре репрессии обрушились и на теоретиков «молодой» школы, так и не сумевших обучить и воспитать новых руководителей, которые обладали бы совершенной теоретической и практической подготовкой. На верхних «этажах» руководства ВМФ возникла кадровая пустота. Постепенно расширяясь, она спускалась вниз, захватывая новые «этажи». Так карьеризм одних — «красных академиков» привел к расцвету других — «червонных валетов», чья подготовка и опытность оставляли желать лучшего. Печально, что накануне грядущей войны командирами подводных лодок и их соединений становились военморы, чья командирская подготовка не соответствовала требуемому уровню, а других, отправленных в застенок, просто не оказывалось рядом.

Именно таким наш флот застанет Вторая мировая война. [127]

---

{12} Краб — жаргонное название золоченой эмблемы, носимой на околыше командирской фуражки и отличавшейся от прежних изящных кокард большим размером и «разлапистой» конфигурацией.

{13} Дз — дистанция залпа; θ — угол встречи торпеды с целью. Комбриг приводит рекомендуемые теорией параметры этих величин, обеспечивающие как приемлемую вероятность попадания, так и безопасность стреляющей веером лодки.

{14} Так в царском флоте называли офицеров, занимавшихся снабжением кораблей различным имуществом и продовольствием.

{15} В. И. Зоф — комиссар при Коморси Республики.