2. Кто мы — «вредители»?

По анкете, которую несчетное количество раз приходилось мне заполнять в СССР, я — дворянин. Для следователя это значило «классовый враг» Но, как и у многих русских дворян, ни у моих родителей, ни у меня ничего не было за душой, кроме личного заработка, то есть отсутствовали все экономические признаки того, что с точки зрения марксиста и коммуниста, определяет принадлежность к классу дворян.

Мне было пятнадцать лет, когда наша семья осталась без отца, старше меня была сестра, за мной шло еще четверо; младшему было три года. Жизнь предстояла трудная и необеспеченная.

Юношей мне удалось попасть в качестве коллектора-зоолога в экспедицию профессора В. В Сапожникова, известного исследователя Алтая и Монголии (ныне покойного) Впервые я увидел дикую природу, часто даже не нанесенную на карту местности, где верхом, без дорог, мы прошли больше двух тысяч километров в лето Это было начало моих экспедиционных работ, которые быстро перешли в самостоятельные исследования я участвовал в качестве зоолога, а затем начальника, в ряде экспедиций на Алтай, Саяны, в Монголию, Тянь-Шань, на Амур, в Уссурийский край, в Лапландию.

Регулярная учеба казалась мне ненужной, я был уверен, что и без нее пробью себе дорогу. Зарабатывать я начал рано, без работы не сидел, правда, приходилось браться за многое изготовлять препараты, учебные пособия, анатомические таблицы. Необходимость заработка толкнула меня на изучение ихтиологии-рыбоведения — отрасли, имевшей огромное практическое применение. Это заставило меня освоить море. Я научился владеть веслами и парусом.

Когда мне все же пришлось поступить в университет, война выкинула меня оттуда, и обратно в жизнь я попал сильно покалеченным. Казалось, что больше мне не выправиться, но через год я бросил костыли, и все еще хромой, с палкой, уехал в научную экспедицию в лиман Амура, где осенью, несмотря на свою хромоту, убил трех медведей.

Жизненность во мне была нелегкая.

Университетский диплом и обеспечивающую меня службу я получил перед самой революцией, которая еще раз выбросила меня из колеи, потому что научное учреждение, в котором я работал, было закрыто большевиками. Но это была общая судьба. Я ничего не потерял в революцию, потому что у меня ничего не было.

В наступившей разрухе, в голоде и холоде, с которыми мы боролись уже вдвоем с женой, в то время как третий требовал тепла и молока, я набрал несколько служб, из которых каждая в «капиталистическом» мире считалась бы почетной и обеспечивала бы всю семью. В РСФСР же единственный существенный заработок мне давал только курс в агрономическом институте, где мне полагалась одна бутылка молока в день и, иногда, некоторое количество кормовой свеклы, овса иди жмыхов, которые профессорам уделяли от рациона скота, имевшегося при агрономическом институте.

Несмотря на голод и холод, я за зиму закончил диссертацию и получил ученую степень.

Я говорю об этом не потому, что именно я вел научную работу в таких условиях, но потому, что так жили все, кто занимался наукой.

Закончив теоретическую работу, я согласился на участие в экспедиции в Лапландию. Эта экспедиция находилась в ведении «богатого» ВСНХ — Высшего совета народного хозяйства, а не нищего НКП — Народного комиссариата просвещения. Перед отъездом я пытался получить один пуд соли вместо бумажных миллионов, следовавших мне за трехмесячную экспедицию. Соль обеспечила бы, так как в деревне на соль можно было выменивать картошку и молоко. Несмотря на крупнейшее значение «северной экспедиции», о которой трубили все советские газеты, мне вынуждены были отказать в моей просьбе, так как такого запаса соли в распоряжении «северной экспедиции» не было. И тем не менее, я поехал, потому что задачи экспедиции меня интересовали.

В товарном вагоне, нетопленом, хотя мороз доходил до сорока градусов, забитом всяким людом с невероятным количеством вшей, среди заболевших сыпным тифом, ехали мы на место работы, проехав в четырнадцать суток тысячу километров пути. Смерть пассажиров в таких вагонах была обыкновенным явлением. Дальнейшие условия нашей экспедиции были немногим легче, и все же мы ехали на свои исследования и отдавали им не меньше энергии, чем до революции, когда от нас таких испытаний не требовалось. Казалось бы, что большевики могли бы за это время убедиться, что русская интеллигенция достаточно бескорыстна, и предана делу. На Дальнем Севере, в самых невероятных условиях делались открытия, которыми, как, например, апатитами, без устали бахвалятся большевики. В период изысканий ни один партиец не принимал там участия, и они появились только, когда дело обещало стать выгодным для карьеры.

Когда в 1921 году Ленин объявил передышку — НЭП, жизнь изменилась с фантастической быстротой. Страна расцветала и богатела. Появилась еда, одежда, можно было купить дрова, согреть и отремонтировать квартиру. В домах и на улицах восстановили электричество. Начали ходить трамваи и такси. Жизнь возвращалась к «буржуазному» укладу под предводительством самих большевиков. Они выступали под новым лозунгом: «Коммунист должен быть хозяйственником, промышленником, торговцем».

Что выиграли при этом интеллигенция и научные работники? Жизнь их улучшилась, конечно, тоже, но по сравнению с повышением уровня жизни других слоев населения, они остались далеко позади. «Режим экономии» в первую очередь больно хлестнул по научным учреждениям и учебным заведениям. Пайки потеряли смысл, денег же отпускалось так мало, что машинистки в коммерческих или промышленных предприятиях стали получать больше профессоров или ученых специалистов. Между тем квартирная плата, плата за трамвай, железные дороги, почта, цены на продукты повышались так, что становились непосильными для научных работников, которые не были связаны с какими-нибудь производственными предприятиями.

Несмотря на материальные затруднения нового характера, русские ученые продолжали работать по-прежнему. Но большевики, окрепнув на НЭПе, стали активно преследовать теоретические работы во всех областях знания, если, по их понятиям, они не соответствовали марксизму.

Я не могу говорить о других, чтоб им не навредить, но про себя скажу, что мог убедиться, что мои теоретические чисто научные работы кончены. Следующая за диссертацией работа из области сравнительной анатомии не могла быть напечатана, так как необходимые таблицы стоили бы слишком дорого. Другую же, также как и перевод моей диссертации, мне пришлось оставить самому, ввиду неожиданных обстоятельств. В это время вышла из печати теоретическая работа известного русского ученого; работа носила антидарвинистический характер. Труд этот был пропущен цензурой, но автору запретили чтение лекций в высших учебных заведениях. Выяснилось, что большевики считают учение Дарвина непогрешимым, как и учение Маркса, и всякое возражение против дарвиновской теории отбора рассматривают как контрреволюционное выступление. Причины мне были непонятны, но так как работы мои были в несоответствии с теорией знаменитого английского зоолога, люди весьма компетентные советовали мне с ней не выступать.

Впервые я чувствовал, что попал в безвыходный круг. Жить было трудно, приходилось отказывать себе во всем, научная работа становилась невозможной. Путь, который я избрал с детства, которому упрямо и упорно следовал, стал невозможен. Очевидно, надо было на время, как я думал, отойти от чисто научной работы и согласиться на нечто более практическое.

Не по характеру мне это было, но когда известный специалист рыбного дела М. А. Казаков, стоявший во главе Управления рыболовством, предложил мне взять на себя заведование отделом нормирования, то есть установления правил рыболовства и регулирования промысла, я согласился.

Этот шаг имел решающее значение для моей судьбы. Мне пришлось близко знакомиться с практическими деятелями рыболовства, узнать до мельчайших подробностей их работу, вместе с ними попасть под обвинение во «вредительстве» и вместе с ними разделить участь сосланных на каторжные работы, в то время как часть была убита.

Ни там, в СССР, ни здесь, вырвавшись на свободу, я не отделяю себя и своей деятельности от них, погибших. Зная все подробности дела, я хочу рассказать о людях и обстановке, их окружавшей, чтобы показать, что обвинения, возведенные большевиками на этих лиц, — ложны, что опубликованные большевиками «признания» этих лиц во «вредительстве» или подделаны, или вырваны нечеловеческими пытками.

Первый человек, с работой которого мне пришлось познакомиться, был Михаил Александрович Казаков, в 1930 г. объявленный большевиками руководителем вредительства в рыбной промышленности. Вредительства, начавшегося, по их словам, в 1924 году. Именно в 1924 году я был ближайшим помощником М. А. Казакова и знал до мельчайших подробностей всю его деятельность по управлению рыболовством. Это был выдающийся человек. В отличие от коммунистов-администраторов, непрестанно менявшихся и менявших свои взгляды, он имел установившиеся воззрения на основные принципы организации рыболовства и имел мужество твердо проводить их в жизнь. Огромный труд и энергию, направленную им на создание системы охраны естественных рыбных богатств страны и их нормальной эксплуатации, он начал задолго до революции и продолжал до своей гибели. Будучи фактическим руководителем всех соглашений, заключенных с иностранными государствами по вопросам рыболовства, он так же умел ограждать интересы России в старое, как и в новое время. Только благодаря его уму и энергии большевикам удалось удачно провести соглашение с Японией по вопросам рыболовства, несмотря на безобразное поведение советских дипломатов.

М. А. Казаков был единственным специалистом по вопросам рыболовного законодательства, он читал соответствующий курс на факультете рыбоведения в Петровской сельскохозяйственной академии в Москве, ему принадлежало большое количество статей по вопросам рыболовства. Обладая прекрасной памятью, он вел точнейшие записи всего, касающегося рыболовства, заносил в специальные записные книжки все результаты многочисленных совещаний и мнения, высказанные различными лицами.

По этим записям, с которыми я хорошо знаком, так как представлял для них материалы в тех случаях, когда мне приходилось замещать М. А. Казакова, большевики могли бы восстановить всю нашу деятельность и все наши взгляды: они могли бы убедиться в том, что мы не намеревались ничего скрывать. Если бы они это исполнили, они не могли бы не признать, что наша деятельность была полезной и направленной на благо и развитие русского рыболовства. Они предпочли к этому материалу не обращаться, и когда им понадобилось свалить на кого-то вину в продовольственных затруднениях, они объявили М. А. Казакова руководителем вредительства в рыбной промышленности. Никаких доказательств возведенных на него нелепых обвинений они, конечно, дать не могли и прибегали к единственному, крепко установленному ГПУ способу — «чистосердечному признанию обвиняемого». Грубая фабрикация (о способах фабрикации я скажу ниже) была очевидна всякому мало-мальски знакомому с делом, но те, кому это было нужно, свели свои счеты и убрали со своей грязной дороги неподкупного, честного и преданного русскому рыбному делу человека. Он был убит 24 сентября 1930 года в числе «48-ми».

25. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки»

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 25. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки»

Как же могла выглядеть последовательность событий, связанных с операцией "контролируемой поставки" радиоактивных вещей через Георгия Кривонищенко, в свете изложенной выше информации? Сложная, многокомпонентная оперативная игра не могла задумываться и реализовываться на уровне территориального Управления КГБ по Свердловску и области. Замысел подобной комбинации должен был вызревать в Москве и притом на довольно высоком уровне, поскольку требовал согласования с разными инстанциями - от ЦК КПСС и Совмина СССР, до Академии наук. Возможным толчком операции послужило обнаружение агентурного канала западной разведки в Челябинске-40, либо смежном ему производстве. Видимо был обнаружен некий шпион иностранной разведки, которого принудили стать "двойным агентом". Все его контакты, само собой, попали под полный контроль советской контрразведки. Практическая работа по реализации дезинформирующей операции началась с подбора надлежащего человека на роль "внедренца". Перевербованный агент, как и всякий "двойник" не внушал полного доверия, иностранной разведке надо было подставить человека, изначально работавшего на отечественную госбезопасность, так сказать, "нашего до мозга костей". Вполне возможно, что первоначально на роль подставного планировался Александр Колеватов, однако затем была найден лучшая кандидатура - Георгий Кривонищенко. Колеватов всё-таки был студентом и его проникновение на атомный объект могло состояться только в будущем (а могло и не состояться вообще). Между тем, Георгий Кривонищенко уже работал в Челябинске-40, и что немаловажно, его отец являлся крупным управленцем.

13. Романисты

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 13. Романисты

Читая на воле сообщения ГПУ о признаниях вредителей, протоколы дознаний, где известные всему СССР ученые и специалисты якобы добровольно сознавались в совершенных ими тяжких и часто позорных преступлениях, я был твердо уверен, что сообщения ГПУ вымышлены, а протоколы поддельны, Я не допускал мысли, что опубликованные ГПУ протоколы дознаний, как, например, по делу «48-ми», действительно написаны теми, кому они приписывались. Мне казалось, что отдельные слабовольные люди могут, под страхом смерти, или под пыткой, написать какое угодно «признание», но чтобы это могли писать люди твердого характера и безусловной честности, какими я знал многих из числа убитых, я считал совершенно невозможным. Тем более невероятным казалось мне, чтобы дача самоуничтожающих, позорных, ложных показаний могла быть явлением массовым в среде ученых и специалистов. Но, попав в тюрьму, я к своему ужасу узнал, какая масса заключенных пишет ложные признания. Несомненно, что ГПУ не брезгует подделками подписей, вставками слов, совершенно искажающих смысл, даже составлением целых подложных протоколов дознаний, но, тяжко сказать, есть люди, которые сами на себя писали позорнейшую клевету. Только тот, кто побывал в тисках ГПУ, может себе представить всю жуть рассказов о том, как по нажиму следователя пишутся позорнейшие признания об участии в контрреволюционных, шпионских или вредительских организациях, о деньгах, якобы полученных из-за границы за «вредительскую» работу, об участии в этом других, невинных людей. Вместе с тем это такое установившееся явление, что на тюремном жаргоне имеется для этого специальный термин.

Средиземноморский театр

«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Средиземноморский театр

В конце 1941 года кригсмарине открыло для себя новый театр военных действий - Средиземное море. Союзный итальянский флот, несмотря на численное превосходство и выгодное расположение баз, к этому времени полностью утратил стратегическую инициативу. Линии снабжения Африканского корпуса находились под постоянными ударами британских ВМС. Главной силой в планируемом контрударе должны были стать авиация и подводные лодки, однако командование кригсмарине сочло необходимым развернуть здесь и торпедные катера, которые было возможно перевести по французской речной системе. Особенность переброски заключалась в том, что минимальная ширина каналов составляла чуть больше 5 м, а это автоматически вычеркивало из списков стандартные катера серий S-26 и S-38. Меньшие размеры имели лишь «шнелльботы» типа S-30, которыми была укомплектована 3-я флотилия. Ее первая группа из пяти единиц покинула Вильгельмсхафен 7 октября 1941 года. Маршрут включал в себя переход в Роттердам, затем по Рейну до Страсбурга, а далее по системе каналов в реку Сона. В районе города Шалон катера пересекали демаркационную линию неоккупированной части Франции и далее шли на юг с соблюдением строгих мер маскировки. В частности, корпуса «шнелльботов» были окрашены в черный цвет, кормовую орудийную платформу скрывали фанерные щиты, флаги снимались. В таком виде «торпедоносцы» спускались на юг по Соне и Роне и наконец попадали в Лигурийское море. Переход первой группы завершился 18 ноября, второй (также из пяти единиц) из-за зимнего обмеления и замерзания рек окончился лишь 14 января 1942 года. Первые ночные рейды «шнелльботов» в районе Мальты оказались безрезультатными.

Chapter II

The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter II

A description of Tortuga The fruits and plants there How the French first settled there, at two several times, and forced out the Spaniards The author twice sold in the said island. THE island of Tortuga is situate on the north side of Hispaniola, in 20 deg. 30 min. latitude; its just extent is threescore leagues about. The Spaniards, who gave name to this island, called it so from the shape of the land, in some manner resembling a great sea-tortoise, called by them Tortuga-de-mar. The country is very mountainous, and full of rocks, and yet thick of lofty trees, that grow upon the hardest of those rocks, without partaking of a softer soil. Hence it comes that their roots, for the greatest part, are seen naked, entangled among the rocks like the branching of ivy against our walls. That part of this island which stretches to the north is totally uninhabited: the reason is, first, because it is incommodious, and unhealthy: and, secondly, for the ruggedness of the coast, that gives no access to the shore, unless among rocks almost inaccessible: for this cause it is peopled only on the south part, which hath only one port indifferently good: yet this harbour has two entries, or channels, which afford passage to ships of seventy guns; the port itself being without danger, and capable of receiving a great number of vessels. The inhabited parts, of which the first is called the Low-Lands, or Low-Country: this is the chief among the rest, because it contains the port aforesaid. The town is called Cayona, and here live the chiefest and richest planters of the island.

Кавказ

Величко, В.Л.: С.-Петербург, Типография Артели Печатнаго Дела, Невский пр., 61, 1904

В.Л. Величко 1. Введение Какое доселе волшебное слово - Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для всего русского народа воспоминаниями; как ярка мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, мечта непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! Есть ли в России человек, чья семья несколько десятилетий тому назад не принесла бы этому загадочному краю жертв кровью и слезами, не возносила бы к небу жарких молитв, тревожно прислушиваясь к грозным раскатам богатырской борьбы, кипевшей вдали?! Снеговенчанные гиганты и жгучие лучи полуденного солнца, и предания старины, проникнутые глубочайшим трагизмом, и лихорадочное геройство сынов Кавказа - все это воспето и народом, и вещими выразителями его миросозерцания, вдохновленными светочами русской идеи, - нашими великими поэтами. Кавказ для нас не может быть чужим: слишком много на него потрачено всяческих сил, слишком много органически он связан с великим мировым призванием, с русским делом. В виду множества попыток (большею частью небескорыстных) сбить русское общество с толку в междуплеменных вопросах, необходимо установить раз и навсегда жизненную, правильную точку зрения на русское дело вообще. У людей, одинаково искренних, могут быть различные точки зрения. Одни считают служение русскому делу борьбой за народно-государственное существование и процветание, борьбой, не стесненной никакими заветами истории, никакими нормами нравственности или человечности; они считают, что все чужое, хотя бы и достойное, должно быть стерто с лица земли, коль скоро оно не сливается точно, быстро и бесследно с нашей народно-государственной стихией. Этот жестокий взгляд я назвал бы германским, а не русским.

Bronze Age

Bronze Age : from 3300 to 1200 BC

Bronze Age : from 3300 to 1200 BC

10. Новая версия следствия: Ахтунг! Ахтунг! Огненные шары в небе!

Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 10. Новая версия следствия: Ахтунг! Ахтунг! Огненные шары в небе!

А 31 марта произошло весьма примечательное событие - все члены поисковой группы, находившиеся в лагере в долине Лозьвы, увидели НЛО. Валентин Якименко, участник тех событий, в своих воспоминаниях весьма ёмко описал случившееся : "Рано утром было ещё темно. Дневальный Виктор Мещеряков вышел из палатки и увидел движущийся по небу светящийся шар. Разбудил всех. Минут 20 наблюдали движение шара (или диска), пока он не скрылся за склоном горы. Увидели его на юго-востоке от палатки. Двигался он в северном направлении. Явление это взбудоражило всех. Мы были уверены, что гибель дятловцев как-то связана с ним." Об увиденном было сообщено в штаб поисковой операции, находившийся в Ивделе. Появление в деле НЛО придало расследованию неожиданное направление. Кто-то вспомнил, что "огненные шары" наблюдались примерно в этом же районе 17 февраля 1959 г. о чём в газете "Тагильский рабочий" была даже публикация. И следствие, решительно отбросив версию о "злонамеренных манси-убийцах", принялось работать в новом направлении. Не совсем понятно, какую связь хотели обнаружить работники прокуратуры между светящимся объектом в небе и туристами на земле, но факт остаётся фактом - в первой половине апреля 1959 г. Темпалов отыскал и добросовестно допросил ряд военнослужащих внутренних войск, наблюдавших полёт светящихся небесных объектов около 06:40 17 февраля 1959 г. Все они находились тогда в карауле и дали непротиворечивые описания наблюдавшегося явления. По словам военнослужащих, полёт таинственного объекта был хорошо виден на протяжении от восьми (минимальцая оценка) до пятнадцати (максимальная) минут.

От издателя

Борьба за Красный Петроград. От издателя

Оборона Петрограда занимает особое место в истории Гражданской войны в России. Все враждующие стороны прекрасно понимали как военное, так и политическое значение города. Являясь крупнейшим в стране промышленным центром и главным транспортным узлом Северо-Запада, Петроград был «краеуголным камнем» в системе фронтов Красной армии и последней базой красного Балтийского флота — единственного флота Республики. Не меньшее значение Петроград представлял для большевиков и как политический центр и поставщик кадров. Борьба за Петроград велась на всем протяжении Гражданской войны в России и сопровождалась сложными политическими маневрами со стороны всех ее участников. Формально эта война и началась с похода войск Краснова на столицу осенью 1917 года, хотя можно принять за начальный момент всероссийской междоусобицы мятеж Корнилова и связанные с ним действия 3-го конного корпуса генерала Крымова. За этими первыми столкновениями последовали два наступления белой Северо-западной армии и [6] интервентов в 1919 году, а завершилась петроградская эпопея Кронштадтским мятежом 1921 года. История событий под Петроградом известна современному читателю относительно мало, хотя после окончания Гражданской войны вышел целый ряд работ различного плана, посвященных этим событиям. Причину этого надо искать в 30-х годах. Большинство подобных книг создавалось под эгидой Ленинградской парторганизации, что было в те годы нормальной практикой. Но «борьба с троцкистско-зиновьевским блоком», а Т. Е. Зиновьев был руководителем питерских коммунистов, отправила «неправильные книги» в спецхран. Обороне Петрограда «не повезло» и с военными руководителями.

Lower Paleolithic by Zdenek Burian

Zdenek Burian : Reconstruction of Lower Paleolithic daily life

Australopithecinae or Australopithecina is a group of extinct hominids. The Australopithecus, the best known among them, lived in Africa from around 4 million to somewhat after 2 million years ago. Pithecanthropus is a subspecies of Homo erectus, if the word is used as the name for the Java Man. Or sometimes a synonym for all the Homo erectus populations. Homo erectus species lived from 1.9 million years ago to 70 000 years ago. Or even 13 000 - 12 000, if Homo floresiensis (link 1, link 2), Flores Man is a form of Homo erectus. Reconstruction of Lower Paleolithic everyday life by Zdenek Burian, an influential 20th century palaeo-artist, painter and book illustrator from Czechoslovakia. Australopithecus and pithecanthropus are depicted somewhat less anthropomorphic than the more contemporary artists and scientists tend to picture them today.

2. Лагерь «особого назначения»

Записки «вредителя». Часть III. Концлагерь. 2. Лагерь «особого назначения»

В карантинной роте нас продержали две недели. Мы почти ничего не делали, томились от тесноты, голода и холода. Иногда нас выгоняли грузить в вагонетки баланы (бревна). Подача вагонеток на пристань, где стояли грузившиеся летом иностранные суда, производилась уже вольными рабочими. С тех пор как за границей началась кампания против принудительного труда на лесозаготовках, в СССР избегают показывать иностранцам заключенных, и потому лес, заготовленный руками заключенных, доставлялся ими только до пристани, на пристань же его ввозили «вольные», которые и грузили пароходы. Рабочих не хватало, происходили задержки с погрузкой, иногда приходилось выплачивать за простой судов больше, чем выручалось за проданный лес, но пускать заключенных на пристань все же не разрешалось. — Когда «мы» грузили, — злорадствовали гепеусты, — простоев у нас не было. Нам, заключенным, было все равно; до пристани иди на пристани работа была одинаково постыла. Затем срок карантина кончился, и нас перевели в другой барак, снаружи он казался лучше нашего, но внутри мало чем отличался: та же грязь, холод, теснота, клопы, только через весь барак был протянут другой плакат. На огромном куске материи было намалевано: «Труд без красоты и искусства — варварство». Плакат этот был результатом деятельности «культурно-воспитательного» отдела.

7. Людской состав в камере

Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 7. Людской состав в камере

Отсылая меня по окончании второго допроса, следователь предупредил, что вызовет на другой день с утра, но дни шли за днями и он меня не вызывал. Я быстро освоился в камере, знал в лицо всех заключенных, многих звал по фамилиям, знал, по каким делам привлекаются, давно ли сидят, каков нажим со стороны следователей и, т. д., получил массу новых сведений, о которых на воле имел только смутное представление, и усвоил целый ряд уроков: как ведется следствие, какие применяются методы и шаблоны для получения «признаний». Увидел, каковы результаты от подчинения воле следователя и перехода в разряд «романистов», то есть пишущих фантастические признания по канве, данной в ГПУ. В камере знали, что я привлекаюсь по делу «48-ми» и что мне по-настоящему грозит расстрел. Отношение ко мне было очень сочувственное; меня поучали, давали советы. Меня чрезвычайно поразило, что в тюрьме никто не боится говорить о своем «деле», о допросах, пытках, фальсификации в ГПУ протоколов дознаний, подделке подписей и прочем, о чем на воле говорить можно только с другом, которого знаешь, как самого себя, и то при наглухо закрытых дверях. ГПУ считает, очевидно, что в тюрьме, как и в концлагере, в прятки играть нечего и незачем. Только в редких случаях освобождения на волю ГПУ рекомендует выпускаемым помалкивать, и были случаи, когда выпущенный возвращался через два-три месяца обратно, в ту же камеру, если он не был достаточно сдержан на язык. В таком случае он следовал уже далее в концлагерь, обычно на пять лет, за «контрреволюционную агитацию».

Список иллюстраций

Борьба за Красный Петроград. Список иллюстраций