VII. Ожидание
Что значит ждать ареста, тюрьмы и почти верной смерти, когда ни в чем не виноват, — знают только советские граждане.
После расстрела «48» все ходили, как отравленные, оглядываясь на каждом шагу, вздрагивая от каждого стука, ко всему прислушиваясь, всего пугаясь.
День проходил еще так-сяк. Какая-то работа производилась из последних сил или давалась рывком, с надрывом, чтобы забыться и оглушить себя хоть чем-нибудь. В четыре часа чувствовалось какое-то облегчение: на службе не арестовали, можно еще раз пойти домой. А дома еще более тошно: и комнаты, и вещи — все кажется враждебным и чужим в своем холодном равнодушии к людским переживаниям.
Приходит муж, приходит сын, а кажется, в последний раз их видишь вместе, в последний раз садишься за обед, и каждый кусок стоит комом в горле: то вспоминаются друзья, так неожиданно погибшие, то смотришь на мужа, пытаясь угадать, на сколько дней он еще жив и цел.
Мальчик испуганно следит за нами. Он знает, что убиты те, кого он так недавно видел здоровыми, веселыми, кто приходил, шутил с ним, но как, за что убиты, — понять не может.
Осиротевшая, притихшая девочка сидит рядом с ним, всем своим видом напоминая о страшном деле. Вечером ему жутко оставаться одному.
— Ты посидишь? — смотрит он жалобно.
— Конечно, посижу, ложись.
Он прячется в постель, мы говорим о чем-то постороннем, потом молчим, скрывая свои мысли друг от друга. Он взрослеет и меняется с каждым днем.
— Мама, почему раньше люди были так жестоки?
— Например?
— Преследовали Галилея и Коперника.
Объясняю, что легендарного, что верного в том, что им рассказывали в школе, где Галилея и Коперника изображают как борцов против религии и церкви, рассказывают, что инквизиция сожгла обоих на костре.
— А теперь?
— Что теперь? — переспрашиваю, хотя прекрасно понимаю, о чем он думает.
— Почему расстреливают?
Несчастная, маленькая детская душа, на чем приходится ей крепнуть и расти? Как это объяснить ему, не показывая негодования, когда все кипит внутри?
— Спи, спи, милый, поздно. Расскажу потом.
Он закрывает глаза послушно и устало, догадываясь, что у меня нет ответа. Я понимаю смысл его вопроса: если знать, почему расстреливают, то, вероятно, это знание поможет спастись.
— Мама, а сколько расстреляли декабристов?
— Пять.
— А когда брат Ленина покушался на царя?
— Тоже пять. Только не расстреливали, а вешали.
— Не все ли равно?
Я молчу, потому что сил нет отвечать.
— Мама, а почему сейчас так много — 48?
— Другие времена. Когда-нибудь поймешь, это не так просто.
Не так просто. Как будто людская жизнь стала дешевле, и убийство имеет другой смысл.
Когда мальчик засыпает, наступает самое мучительное время. Нам нечего скрывать друг от друга: мы садимся на диван и ждем.
Чего?
Чего все ждут сейчас, когда каждая минута напряжена? — ГПУ.
Десять. Еще рано. Говорим о чем-то, но все рассеянней. Одиннадцать. Скоро могут прийти. Чьи-то громкие шаги по двору, по лестнице... Сердце стучит. Нет, не к нам. Двенадцать. Самое время для них.
— Так взяли Ф., - вспоминает муж.
— Он только вернулся со службы: кончал дела и задержался до ночи. Какие мы ослы! Все работали и надрывались, и все для того, чтобы заработать пулю в затылок.
Бедный, милый Ф., наивный, добрый, как дитя. Чудак, всем верил...
Мы оба едва удерживаем слезы. Нельзя себе представить, что его, которого все любили за мягкий, покладистый характер, за то, что в жизни он никого не обидел, — именно его надо было опозорить и убить.
Часы ползут все медленней. А на дворе все слышатся шаги: идут с вечерней смены, из театра... то к нам в подъезд, то дальше, но все их слушаешь мучительно и напряженно. В горле горячо и сухо, слова не можешь выговорить, бросает то в жар, то в холод. Сердце болит, ноет, как ушибленное.
Час ночи. Двор стихает; заперли ворота, полчаса спокойных, тихих. Вдруг резкий звонок в ворота. Это они... наверное, они. Бесцеремонные шаги и громкий разговор... Нет, двое пьяных.
Второй час... Два часа. Трамваи кончили ходить. Как будто стихло все. Нет. Гудок автомобиля... Он! Слышно, как воет пронзительно и мерзко. Сейчас...
Нет, мимо.
Каждый раз сердце стучит до боли; ждешь, слушаешь, дрожишь. Пронесет — нападает слабость, холодеют руки. Что мы, трусы? Нет. Не смерть страшна, а невыносимо ждать и подчиняться тупому, дикому насилию, от которого нет ни защиты, ни спасения.
Третий час. Поздно, но еще могут быть; сейчас у них работы столько, что хватает до утра. Так, провожая минуту за минутой, час за часом, сидим в мучительном бездействии всю ночь. Стоит задремать, как мучают кошмары, хуже, чем мысли наяву. Во сне теряешь волю и страдаешь острей и безудержней.
Так ждали месяц, из ночи в ночь. Иногда измученный, обессиленный, муж просил:
— Можно, я умру? Будет проще: освобожу вас с сыном, может быть, тогда не тронут...
— Нет, нельзя. Давай думать о другом...
Мы брали атлас и смотрели карты. Там был огромный мир, свободный и манящий. Там люди, может быть, боролись с кризисом, нуждались, но жили все на воле. На просторах СССР, от Якутии и до Карелии, по всем болотам, тундрам и тайге, по всем погибельным местам раскидывались каторжные лагеря. Их население превышало миллион, несмотря на ужасающую смертность, доходившую до 60 процентов в год.
— С Дальнего Востока, если пошлют туда, можно пробовать вот здесь, — показывает он место на карте. — Тогда — в Японию, они не выдадут.
— Мало шансов туда попасть, а из Якутии не дойти. Только бы не Север.
— Напрасно. В Карелии страшны только болота, а граница близко...
Мы долго вглядываемся в карту, стараясь угадать возможные пути бегства, зная наверное, что впереди нас ждут тюрьма и ссылка.
— Хуже всего Каспий, — говорит муж. — Там тоже устраивают лагеря.
— Почему хуже?
— Море, пески и, говорят, турки выдают. А все-таки и там можно будет подумать. Уйдем.
— Уйдем! — не сомневаясь, твердо говорю я.
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу...
Ракитин А.И. Апрель 2010 - ноябрь 2011 гг.
23 января 1959г. из Свердловска выехала группа туристов в составе 10 человек, которая поставила своей задачей пройти по лесам и горам Северного Урала лыжным походом 3-й (наивысшей) категории сложности. За 16 дней участники похода должны были преодолеть на лыжах не менее 350 км. и совершить восхождения на североуральские горы Отортэн и Ойко-Чакур. Формально считалось, что поход организован туристской секцией спортивного клуба Уральского Политехнического Института (УПИ) и посвящён предстоящему открытию 21 съезда КПСС, но из 10 участников четверо студентами не являлись.
10. Абсурдность плана
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 10. Абсурдность плана
Долго еще говорили спецы, указывая в осторожной форме на абсурдность плана, обращая внимание на то, что Мурманская одноколейная железная дорога и в настоящее время не справляется с перевозками, при намеченном же развитии промысла потребуется: для перевозки одной рыбы около 200 вагонов в день, не говоря уже о других грузах. Необходимо тотчас же приступить к постройке второй колеи. Это дело нелегкое, так как длина дороги 1 500 километров, и проходит она по горной, а местами сильно заболоченной местности. А рабочая сила? В Мурманске всего 12 000 жителей, но и теперь жилищная нужда ужасающая. При намеченном развитии промысла число рабочих не может быть меньше 50 000 человек, что вместе с семьями составит около 200 000 человек. Для такого населения нужно построить не только дома, но школы, баню, магазины, канализацию, электростанцию и прочее, это, в свою очередь, поведет к дальнейшему увеличению населения. Собственно говоря, для выполнения задания надо создать город с населением в 250 000 жителей. Постройка нового города и прокладка железнодорожного пути не могут производиться рыбопромышленным предприятием. Между тем без осуществления этих работ план не может быть выполнен. Подготовка судовых команд также представляет немалые затруднения: для обслуживания 500 траулеров потребуется 25 000 человек с дипломом, разрешающим управление судами, штурманский состав и такое же количество судовых механиков. Только для пополнения ежегодной убыли потребуется в год по 300 штурманов и 300 механиков. При этом штурманский состав должен иметь специальную подготовку и не только управлять судном, но и уметь найти рыбу, добыть ее и обработать.
Об этой книге и ее авторе
Побег из ГУЛАГа. Об этой книге и ее авторе
Эта честная, откровенная и трогательная книга должна вызвать живой интерес в России, поскольку она представляет собой исторический документ о жизни страны в 30-е годы. По сути дела, это автобиографическое описание переживаний моей матери с начала революции до побега в Финляндию в 1932 году. Татьяна Чернавина раскрывает интимную картину жизни русской интеллигенции, которая продолжала свою созидательную культурную работу в невероятных трудностях полутора десятилетий советской власти. Сама она происходит из научной московской семьи, дочь профессора ботаники Томского университета, сестра профессора химии Московского университета, получила образование по курсу истории в Москве и Сорбонне. Ей пришлось давать частные уроки с пятнадцати лет, чтобы поддерживать свою мать.
Ла-Манш и Северное море
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Ла-Манш и Северное море
К началу Второй мировой войны класс торпедных катеров в Германии находился, по сути дела, в стадии становления. Из 17 имевшихся в строю единиц лишь шесть (S-18 - S-23) были оснащены надежными дизелями фирмы «Даймлер-Бенц» и могли привлекаться к активным действиям вдали от баз. Все они входили в состав 1-й флотилии (командир - капитан-лейтенант Курт Штурм). 2-я флотилия из восьми ТКА (S-10 - S-17, корветтен-капитан Рудольф Петерсен) считалась боеспособным подразделением лишь на бумаге. Половину в ней составляли катера с ненадежными дизелями фирмы MAN. Три еще более старых катера с такими же двигателями использовались в учебных целях. Еще 14 «шнелльботов» находились в различных стадиях постройки, но, по всем расчетам, их могло хватить лишь на замену старых катеров и покрытие неизбежных потерь. До желаемых 6-8 катерных флотилий по 8 единиц в каждой было далеко. Несколько слов относительно организации катерных сил. Согласно немецкой структуре, подразделения «шнелльботов» находились в ведении командующего миноносцами (Fuhrer der Torpedoboote) - до ноября 1939 года им был погибший впоследствии на «Бисмарке» контр-адмирал Гюнтер Лютьенс. В ноябре 1939 года его сменил капитан цур зее Бютов, командовавший ранее немецкой Дунайской флотилией. Последний сыграл в становлении и развитии класса германских торпедных катеров роль, во многом схожую с той, которую сыграл Дёниц в подводном флоте. Он считал, что торпедные катера, подобно тяжелым кораблям и субмаринам, должны взять на себя функции борьбы на коммуникациях - естественно, не на океанских, а на прибрежных.
26. Поход глазами туристов. Коммуникативные отношения в группе Игоря Дятлова на основании анализа походных фотоснимков. Доказательство наличия у членов группы большего числа фотоаппаратов, нежели зафиксировано материалами уголовного дела
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 26. Поход глазами туристов. Коммуникативные отношения в группе Игоря Дятлова на основании анализа походных фотоснимков. Доказательство наличия у членов группы большего числа фотоаппаратов, нежели зафиксировано м
Уже после завершения публикации первого варианта этого очерка в январе 2011 г. Алексей Владмирович Коськин, екатеринбургский исследователь трагедии группы Дятлова, разместил в открытом доступе фотографии, сделанные участниками похода. Речь идёт о фотоплёнках найденных в фотоаппаратах Кривонищенко, Дятлова, Золотарёва и Слободина, а также отдельных плёнках, обнаруженных среди вещей погибших туристов в палатке. Всё это фотонаследство после закрытия уголовного дела очутилось на руках следователя Иванова и уже после смерти последнего было передано его вдовой "Фонду памяти группы Дятлова". Алексей Владимирович Коськин сделал огромное дело, предоставив нам удивительную возможность взглянуть на поход группы Игоря Дятлова глазами его непосредственных участников. Вот ссылка на страницу "fotki.yandex.ru", которая принадлежит Коськину (точный адрес: http://fotki.yandex.ru/users/aleksej-koskin/album/159799/). Любой желающий может пройти туда и рассмотреть фотографии - они того стоят. Представленный материал необыкновенно познавателен не только с точки зрения обывательского любопытства, он также весьма информативен с точки зрения криминалистического исследования, поскольку несёт в себе большой объём невербальной информации, проливающей свет как на истинные условия, в которых проходил поход, так и отношения внутри группы. О чём идёт речь? Криминальными психологами давно замечено, что большой объём значимой для следствия информации может быть получен невербально, т.е. без словесного контакта с источником информации. Человек подчас очень многое сообщает о себе, своём настроении и самочувствии языком поз, телодвижений, моторикой неконтролируемых движений и т.п.
6...И те, кто делал карьеру на крови
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 6...И те, кто делал карьеру на крови
Председатель правления треста М. А. Мурашев был человек достаточно способный, чтобы схватывать «верхи», легко рассуждать о делах треста и производить на неосведомленных людей впечатление знающего человека. На самом деле это был человек пустой, для которого не существовало ничего, кроме собственной особы. Бывший рабочий, кровельщик, он в 1905 году был сослан в Кемь за участие в партии эсеров. Женился там на местной учительнице и, видимо, существовал за ее счет, пока не наступила большевистская революция. Тогда он записался в «партию», бросил Кемь и жену и поехал в Петроград делать карьеру. Он сразу получил крупное назначение заведующего водопроводом и канализацией Петрограда, но на чем-то поскользнулся и был послан в Мурманск для заведования рыбным делом, а с образованием «Севгосрыбтреста» назначен его председателем. Дела он не знал и не любил, считая, что для такого крупного человека, как он, это может быть только переходной ступенью к ответственной должности в «центре». Чтобы не сидеть в Мурманске, где жизнь очень тяжела и скучна, он всеми способами устраивал себе командировки в Петроград, в Москву, на курорты, где он лечился от ожирения, но главным образом за границу и пропадал там месяцами. Одна из сценок, разыгравшихся в Мурманске, очень типична для такой фигуры. Его новая жена, не знаю, третья или четвертая, машинистка из берлинского торгпредства, должна была прибыть прямо из Германии на только что выстроенном траулере «Большевик». Это давало ей возможность привезти ворох контрабанды. Траулер встречали на пристани все мурманские власти, рабочие промысла и оркестр музыки.
1559 - 1603
С 1559 по 1603 год
С конца Итальянских войн в 1559 до смерти Елизаветы I Английской в 1603.
The Effects of a Global Thermonuclear War
Wm. Robert Johnston: Last updated 18 August 2003
4th edition: escalation in 1988 By Wm. Robert Johnston. Last updated 18 August 2003. Introduction The following is an approximate description of the effects of a global nuclear war. For the purposes of illustration it is assumed that a war resulted in mid-1988 from military conflict between the Warsaw Pact and NATO. This is in some ways a worst-case scenario (total numbers of strategic warheads deployed by the superpowers peaked about this time; the scenario implies a greater level of military readiness; and impact on global climate and crop yields are greatest for a war in August). Some details, such as the time of attack, the events leading to war, and the winds affecting fallout patterns, are only meant to be illustrative. This applies also to the global geopolitical aftermath, which represents the author's efforts at intelligent speculation. There is much public misconception concerning the physical effects of nuclear war--some of it motivated by politics. Certainly the predictions described here are uncertain: for example, casualty figures in the U.S. are accurate perhaps to within 30% for the first few days, but the number of survivors in the U.S. after one year could differ from these figures by as much as a factor of four. Nonetheless, there is no reasonable basis for expecting results radically different from this description--for example, there is no scientific basis for expecting the extinction of the human species. Note that the most severe predictions concerning nuclear winter have now been evaluated and discounted by most of the scientific community. Sources supplying the basis for this description include the U.S.
Глава 4. Восстановление подводных сил Балтики (1921-1929 гг.) [81]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть II. Восстановление подводного плавания страны (1920–1934 гг.). Глава 4. Восстановление подводных сил Балтики (1921-1929 гг.)
В одно ничем не приметное тусклое весеннее утро 1921 г. над Балтийским морем вдруг взошло мирное солнце. Кончилась Гражданская война. Зимой 1921 г. почти все лодки собрались в Петрограде. Каждой из них определили место в одной из трех групп: I группа — «Тур», «Ягуар», «Пантера», «Ёрш» и тр «Тосно» — у Николаевской набережной Васильевского острова против 17-й линии; II группа — «Тигр», «Рысь» и ус «Воин» — тоже у Николаевской набережной, но уже против 21-й линии; III группа — на Балтийском заводе: а) «Леопард», сс «Волхов» и отопитель «Руслан» — у Масленого буяна, рядом с ними пл «Волк» у борта лкр «Кинбурн»; б) «Змея», «Вепрь» и тр «Верный» — против аккумуляторной мастерской. Пл «Кугуар» стояла у завода Нобеля, где ее якобы ремонтировали. Пл «Угорь» отправили в Кронштадт для постановки в Николаевский док. Подводные лодки «Вепрь» и «Кугуар» тогда имели очень серьезные повреждения, отсутствовала часть механизмов. Спущенная на воду в Петрограде в 1917 г., но не достроенная пл «Форель» перестраивалась под подводный заградитель (как в свое время и пл «Ёрш»). Перестройка затянулась и незаметно перешла в разукомплектование лодки с целью использования ее оборудования для ремонта других лодок. Такой, полуразобранной и не подлежащей восстановлению, ее принял под свое «командование» [82] известный подводник А. Н. Гарсоев.
6. Судебно-медицинское исследование тела Рустема Слободина. Незаданные вопросы и неполученные ответы...
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 6. Судебно-медицинское исследование тела Рустема Слободина. Незаданные вопросы и неполученные ответы...
Судебно-медицинское исследование трупа Рустема Слободина осуществил 8 марта 1959 г. уже упоминавшийся в настоящем очерке эксперт областного Бюро СМЭ Борис Возрожденный, действовавший на этот раз без Лаптева, участника первых четырёх судебно-медицинских экспертиз. Фотография тела Рустема Слободина, сделанная в морге центральной больницы исправительно-трудового лагеря Н-240 в Ивделе. В акте зафиксирована следующая одежда, обнаруженная на теле покойного: чёрный х/бумажный свитер, под ним рубашка-ковбойка, застёгнутая на 3 пуговицы (манжеты обоих рукавов также застёгнуты), в левом накладном кармане которой находился паспорт на имя "Слободин Рустем Владимирович", деньги в сумме 310 руб. и авторучка с чернилами. Между свитером и ковбойкой оказались 2 войлочные стельки от ботинок, видимо, погибший сушил их, поместив под одежду. Под ковбойкой была надета тёплая, с начёсом трикотажная нательная рубашка, застёгнутая на 2 пуговицы, а под нею - синяя трикотажная майка с длинным рукавом. Нижнюю часть тела защищали от холода лыжные брюки, под которыми находились синие сатиновые тренировочные штаны, кальсоны с начёсом и сатиновые трусы.
Chapter XV
The voyage of the Beagle. Chapter XV. Passage of the Cordillera
Valparaiso Portillo Pass Sagacity of Mules Mountain-torrents Mines, how discovered Proofs of the gradual Elevation of the Cordillera Effect of Snow on Rocks Geological Structure of the two main Ranges, their distinct Origin and Upheaval Great Subsidence Red Snow Winds Pinnacles of Snow Dry and clear Atmosphere Electricity Pampas Zoology of the opposite Side of the Andes Locusts Great Bugs Mendoza Uspallata Pass Silicified Trees buried as they grew Incas Bridge Badness of the Passes exaggerated Cumbre Casuchas Valparaiso MARCH 7th, 1835.—We stayed three days at Concepcion, and then sailed for Valparaiso. The wind being northerly, we only reached the mouth of the harbour of Concepcion before it was dark. Being very near the land, and a fog coming on, the anchor was dropped. Presently a large American whaler appeared alongside of us; and we heard the Yankee swearing at his men to keep quiet, whilst he listened for the breakers. Captain Fitz Roy hailed him, in a loud clear voice, to anchor where he then was. The poor man must have thought the voice came from the shore: such a Babel of cries issued at once from the ship—every one hallooing out, "Let go the anchor! veer cable! shorten sail!" It was the most laughable thing I ever heard. If the ship's crew had been all captains, and no men, there could not have been a greater uproar of orders.