V. Гепеустовская волынка
При дневном свете городишко оказался еще меньше: если бы не мрачный дом ГПУ, все было бы мирно, сонно, местами даже красиво, особенно там, где виден изрезанный бухтами глубокий залив. Здесь говорится — губа. Но Север — безнадежный. Одни болота и граниты.
Пришли в комендатуру: узкий коридорчик, дощатая переборка, в ней окошко, как на Шпалерке, в помещении для передач, только все меньше. За окошком сидит здоровенный детина — гепеуст... Рожа круглая, сытая, румяная, сам толстый и такой же нахальный, как все.
— Как мне получить разрешение на свидание с таким-то? — называю ему фамилию, надеясь, что он скажет, что разрешение для него уже есть.
— Стол свиданий, — отвечает он, ни о чем не справляясь.
— Но муж писал мне, что хлопочет о свидании, может быть, разрешение уже есть.
— Стол свиданий.
Щелк, окошко захлопывается. Не у кого даже спросить, где этот «стол свиданий».
Выходим на улицу. Кто-то проходит мимо, но все похожи на заключенных, а с ними разговаривать нельзя, еще наделаешь им беды...
Идем в управление ГПУ. Не поймешь, куда войти. Наконец, попадается гепеуст.
— Скажите, где стол свиданий?
— Второй этаж, — буркнул он на ходу.
— Как же туда попасть? — кричу ему вдогонку.
Махнул рукой — за угол дома.
Верно. Нашли вход в канцелярию; окошечко, надпись: «Стол свиданий». Очередь: две пожилые интеллигентки, баба с грудным ребенком, которого она держит под полушубком, и дама в котиковом манто. Невольно думается, чего это она так разрядилась, когда муж в каторге... Нет, вижу, в этом есть свой смысл: с ней говорят вне очереди, вызывают в кабинет к начальнику.
Потрепанная интеллигентка, стоящая передо мной, шепчет другой, кивая на уходящую даму в манто:
— Муж — партиец, сослали за оппозицию. Он теперь тут, в управлении ГПУ, служит: тоже шишка. Для них все это временно, случайно, а кто с ним служил в Москве, всех кончили.
В канцелярии — тишина. У окошечка человек, может быть, и молодой, но с тем безнадежным взглядом, который сразу обличает в нем заключенного. Говорит он тихо, как водой капает.
— Как получить свидание с таким-то? — повторяю я, надеясь, что, может, он знает о разрешении.
— Заполните бланк.
— А если муж уже просил о свидании? Если оно, может быть, уже разрешено?
— Заполните бланк, — повторяет он невозмутимо, словно у него в голове нет никакого смысла, как у того мордастого гепеуста.
Из разговоров слышу, что одна из жен ждет разрешения неделю, другая десять дней. Запрашивают Медвежку, а оттуда ответа нет.
Заполняю бланк. Мальчишка волнуется, но молчит, пока мы не выходим на улицу.
— Мама, папка же сказал, что тебе надо идти к коменданту, взять разрешение.
— Дорогой мой, ты сам видел коменданта, что он сказал? Идем еще раз к коменданту, но помни, что нельзя говорить, что ты видел папку.
Приходим опять к коменданту.
— Простите, но меня послали к вам из стола свиданий, — вру я наугад. — Может, разрешение у вас?
— Нет.
— Что же мне делать?
— Ждать.
— Где справляться? — тороплюсь я сказать.
— Стол свиданий.
Щелк, и закрылось окошечко.
Выходим на улицу. У мальчишки глаза полные слез. Он не привык еще так стукаться о стенки, хотя это обычная советская волынка: всегда нужны какие-то бумажки, всегда гоняют из одного места в другое и повторяют слова, из которых ничего нельзя понять.
— Иди домой, — говорю я сыну.
— Никуда я не пойду, пока ты не достанешь разрешения.
— Как его достать?
— Ты не так говоришь.
— Сейчас я схожу еще раз в стол свиданий, а потом ты иди, говори сам с комендантом.
Иду к безнадежному молодому человеку и, пользуясь тем, что очереди нет, говорю беззвучно, по тюремному:
— Что мне делать, научите.
— Ждать ответа на заявление, — говорит он громко и добавляет: — зайдите вечером, справлюсь.
Надежда это или отговорка?
— Вечером тебя также будут гонять взад и вперед, — говорит с обидой мальчишка. — Папка думает, что ты все сделаешь...
Я понимаю, как ему непереносимо горько, что я не умею сделать самого нужного, но мне нечем утешить его. Я знаю обычаи ГПУ: возможно, что разрешение лежит у коменданта, но ему не хочется так просто взять и дать мне. Возможно также, что мужа обманули, обещав ему разрешение, а его нет и не будет. Люди, в руках которых вся власть и никакой ответственности, делают много беспричинных вещей.
Мы бредем по улице. Тоска, когда чувствуешь чужую бессмысленную волю. Вдруг, слышим, сзади нагоняют знакомые, нервные шаги.
— Получили? — спрашивает он, говоря мне в спину. Качаю отрицательно головой.
— Идите к коменданту, — говорит он, обгоняя.
— Ты видишь! — торжествует сын. Муж входит первый, мы за ним.
— Вот моя жена и сын приехали, — говорит он в окошечко. — Мне обещано разрешение на свидание, может быть, оно передано вам?
Мы стоим, молчим, не смеем даже поздороваться.
— Можете разговаривать, — говорит комендант тем же деревянным голосом и захлопывает окошечко, чему мы теперь радуемся.
Мы садимся у окна. Сидим и молчим. Сил ни у кого нет говорить. Слова все забыты.