Chapter XIV
What happened in the river De la Hacha.
THESE four ships setting sail from Hispaniola, steered for the river De la Hacha, where they were suddenly overtaken with a tedious calm. Being within sight of land becalmed for some days, the Spaniards inhabiting along the coast, who had perceived them to be enemies, had sufficient time to prepare themselves, at least to hide the best of their goods, that, without any care of preserving them, they might be ready to retire, if they proved unable to resist the pirates, by whose frequent attempts on those coasts they had already learned what to do in such cases. There was then in the river a good ship, come from Carthagena to lade with maize, and now almost ready to depart. The men of this ship endeavoured to escape; but, not being able to do it, both they and the vessel fell into their hands. This was a fit purchase for them, being good part of what they came for. Next morning, about break of day, they came with their ships ashore, and landed their men, though the Spaniards made good resistance from a battery they had raised on that side, where, of necessity, they were to land; but they were forced to retire to a village, whither the pirates followed them. Here the Spaniards rallying, fell upon them with great fury, and maintained a strong combat, which lasted till night; but then, perceiving they had lost a great number of men, which was no less on the pirates' side, they retired to secret places in the woods.
Next day the pirates seeing them all fled, and the town left empty of people, they pursued them as far as they could, and overtook a party of Spaniards, whom they made prisoners, and exercised with most cruel torments, to discover their goods. Some were forced, by intolerable tortures, to confess; but others, who would not, were used more barbarously. Thus, in fifteen days that they remained there, they took many prisoners, much plate and movables, with which booty they resolved to return to Hispaniola: yet, not content with what they had got, they dispatched some prisoners into the woods to seek for the rest of the inhabitants, and to demand a ransom for not burning the town. They answered, they had no money nor plate; but if they would be satisfied with a quantity of maize, they would give as much as they could. The pirates accepted this, it being then more useful to them than ready money, and agreed they should pay four thousand hanegs, or bushels of maize. These were brought in three days after, the Spaniards being desirous to rid themselves of that inhuman sort of people. Having laded them on board with the rest of their purchase, they returned to Hispaniola, to give account to their leader, Captain Morgan, of all they had performed.
They had now been absent five weeks on this commission, which long delay occasioned Captain Morgan almost in despair of their return, fearing lest they were fallen in to the hands of the Spaniards; especially considering the place whereto they went could easily be relieved from Carthagena and Santa Maria, if the inhabitants were careful to alarm the country. On the other side, he feared lest they should have made some great fortune in that voyage, and with it have escaped to some other place. But seeing his ships return in greater numbers than they departed, he resumed new courage, this sight causing both in him and his companions infinite joy, especially when they found them full laden with maize, which they much wanted for the maintenance of so many people, from whom they expected great matters under such a commander.
Captain Morgan having divided the said maize, as also the flesh which the hunters brought, among his ships, according to the number of men, he concluded to depart; having viewed beforehand every ship, and observed their being well equipped and clean. Thus he set sail, and stood for Cape Tiburon, where he determined to resolve what enterprise he should take in hand. No sooner were they arrived, but they met some other ships newly come to join them from Jamaica; so that now their fleet consisted of thirty-seven ships, wherein were two thousand fighting men, beside mariners and boys. The admiral hereof was mounted with twenty-two great guns, and six small ones of brass; the rest carried some twenty; some sixteen, some eighteen, and the smallest vessel at least four; besides which, they had great quantities of ammunition and fire-balls, with other inventions of powder.
Captain Morgan having such a number of ships, divided the whole fleet into two squadrons, constituting a vice-admiral, and other officers of the second squadron, distinct from the former. To these he gave letters patent, or commissions to act all manner of hostilities against the Spanish nation, and take of them what ships they could, either abroad at sea, or in the harbours, as if they were open and declared enemies (as he termed it) of the king of England, his pretended master. This done, he called all his captains and other officers together, and caused them to sign some articles of agreement betwixt them, and in the name of all. Herein it was stipulated, that he should have the hundredth part of all that was gotten to himself: that every captain should draw the shares of eight men for the expenses of his ship, besides his own. To the surgeon, beside his pay, two hundred pieces of eight for his chest of medicaments. To every carpenter, above his salary, one hundred pieces of eight. The rewards were settled in this voyage much higher than before: as, for the loss of both legs, fifteen hundred pieces of eight, or fifteen slaves, the choice left to the party, for the loss of both hands, eighteen hundred pieces of eight, or eighteen slaves: for one leg, whether right or left, six hundred pieces of eight, or six slaves: for a hand, as much as for a leg; and for the loss of an eye, one hundred pieces of eight, or one slave. Lastly, to him that in any battle should signalize himself, either by entering first any castle, or taking down the Spanish colours, and setting up the English, they allotted fifty pieces of eight for a reward. All which extraordinary salaries and rewards to be paid out of the first spoil they should take, as every one should occur to be either rewarded or paid.
This contract being signed, Captain Morgan commanded his vice-admirals and captains to put all things in order, to attempt one of these three places; either Carthagena, Panama, or Vera Cruz. But the lot fell on Panama, as the richest of all three; though this city being situate at such a distance from the North Sea as they knew not well the approaches to it, they judged it necessary to go beforehand to the isle of St. Catherine, there to find some persons for guides in this enterprise; for in the garrison there are commonly many banditti and outlaws belonging to Panama and the neighbouring places, who are very expert in the knowledge of that country. But before they proceeded, they published an act through the whole fleet, promising, if they met with any Spanish vessel, the first captain who should take it should have for his reward the tenth part of what should be found in her.
XML Site Map
XML Site Map of Proistoria.org
1. Введение
Записки «вредителя». Часть I. Время террора. 1. Введение
Моя судьба — обыкновенная история русского ученого, специалиста, — общая судьба вообще культурных людей в СССР. Какой бы тяжкой ни казалась моя личная судьба, она легче судьбы большинства: мне пришлось меньше вытерпеть на допросе и «следствии»; мой приговор — пять лет каторжных работ, значительно легче обычного — расстрела или десяти лет. Многие люди, которые подвергались пыткам и казни, были старше меня и имели гораздо большее значение в науке, чем я. Вина у нас была одна: превосходство культуры, которое нам не могли простить большевики. Я говорю о себе только потому, что другие говорить не могут: молча должны они умирать от пули чекиста, идти в ссылку без надежды вернуться и также молча умирать. Я бежал с каторги, рискуя жизнью жены и сына. Без оружия, без теплой одежды, в ужасной обуви, почти без пищи. Мы пересекли морской залив в дырявой лодке, заплатанной моими руками. Прошли сотни верст. Без компаса и карты, далеко за полярным кругом, дикими горами, лесами и страшными болотами. Судьба помогла мне бежать, и она накладывает на меня долг говорить от лица тех, кто погиб молча.
Карта сайта
Карта сайта Proistoria.org
8. Первоначальная версия следствия: убивали манси!
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 8. Первоначальная версия следствия: убивали манси!
Сейчас же лишь ещё раз подчеркнём, что следствие ошибочно полагало, будто "дятловцы" двигались вплоть до 17 часов и лишь в это время (или позже) осуществили постановку палатки. Следствие считало, что в шестом часу вечера группа стала готовиться ко сну: находившиеся внутри палатки туристы начали стаскивать с ног лыжные ботинки и валенки, снимать ватники (найденные впоследствии поверх рюкзаков, но под одеялами), кто-то быстро написал "Вечерник Отортен", а кто-то принялся нарезать корейку... А вот дальше произошло нечто, что вынудило туристов бежать вниз по склону раздетыми и разутыми, рискуя замёрзнуть в ночном лесу. Поступили они так лишь потому, что наверху, на склоне, их ожидала верная смерть. Другими словами, бегство давало шанс на спасение, а вот пребывание возле палатки гарантировало гибель. Что же могло быть этим самым "нечто", способным побудить девятерых взрослых мужчин и девушек искромсать в лохмотья крышу своего единственного убежища и бежать прочь, в морозную тьму? Возможность схода лавины отвергли все опытные туристы, побывавшие на склоне Холат-Сяхыл в феврале-марте 1959 г. (в т.ч. и московские мастера спорта). Да и следов таковой не было тогда замечено. Никаких стихийных бедствий, типа, землетрясения, в этом районе не отмечалось. Так что возможных кандидатов на роль пугающего "нечто" следователь Иванов имел немного - таковыми могли стать бежавшие из мест заключения уголовники и обитатели местных лесов, охотники-манси, в силу неких причин недружественно настроенные к городским жителям. Проверка показала, что с объектов Ивдельской ИТК побегов в январе 1959 г.
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны
Морозов, М. Э.: М., АОЗТ редакция журнала «Моделист-конструктор», 1999
Британский историк Питер Смит, известный своими исследованиями боевых действий в Ла-Манше и южной части Северного моря, написал о «шнелльботах», что «к концу войны они оставались единственной силой, не подчинившейся британскому господству на море». Не оставляет сомнения, что в лице «шнелльбота» немецким конструкторам удалось создать отличный боевой корабль. Как ни странно, этому способствовал отказ от высоких скоростных показателей, и, как следствие, возможность оснастить катера дизельными двигателями. Такое решение положительно сказалось на улучшении живучести «москитов». Ни один из них не погиб от случайного возгорания, что нередко происходило в английском и американском флотах. Увеличенное водоизмещение позволило сделать конструкцию катеров весьма устойчивой к боевым повреждениям. Скользящий таранный удар эсминца, подрыв на мине или попадание 2-3 снарядов калибра свыше 100-мм не приводили, как правило, к неизбежной гибели катера (например, 15 марта 1942 года S-105 пришел своим ходом в базу, получив около 80 пробоин от осколков, пуль и снарядов малокалиберных пушек), хотя часто «шнелльботы» приходилось уничтожать из-за условий тактической обстановки. Еще одной особенностью, резко выделявшей «шнелльботы» из ряда торпедных катеров других стран, стала огромная по тем временам дальность плавания - до 800-900 миль 30-узловым ходом (М. Уитли в своей работе «Deutsche Seestreitkraefte 1939-1945» называет даже большую цифру-870 миль 39-узловым ходом, во что, однако, трудно поверить). Фактически германское командование даже не могло ее полностью реализовать из-за большого риска использовать катера в светлое время суток, особенно со второй половины войны. Значительный радиус действия, несвойственные катерам того времени вытянутые круглоскулые обводы и внушительные размеры, по мнению многих, ставили германские торпедные катера в один ряд с миноносцами. С этим можно согласиться с той лишь оговоркой, что всетаки «шнелльботы» оставались торпедными, а не торпедно-артиллерийскими кораблями. Спектр решаемых ими задач был намного уже, чем у миноносцев Второй мировой войны. Проводя аналогию с современной классификацией «ракетный катер» - «малый ракетный корабль», «шнелльботы» правильнее считать малыми торпедными кораблями. Удачной оказалась и конструкция корпуса. Полубак со встроенными торпедными аппаратами улучшал мореходные качества - «шнелльботы» сохраняли возможность использовать оружие при волнении до 4-5 баллов, а малая высота борта и рубки весьма существенно уменьшали силуэт. В проведенных англичанами после войны сравнительных испытаниях германских и британских катеров выяснилось, что в ночных условиях «немец» визуально замечал противника раньше. Большие нарекания вызывало оружие самообороны - артиллерия. Не имея возможности строить параллельно с торпедными катерами их артиллерийские аналоги, как это делали англичане, немцы с конца 1941 года начали проигрывать «москитам» противника. Позднейшие попытки усилить огневую мощь «шнелльботов» до некоторой степени сократили это отставание, но полностью ликвидировать его не удалось. По части оснащения техническими средствами обнаружения германские катера также серьезно отставали от своих противников. За всю войну они так и не получили более-менее удовлетворительного малогабаритного радара. С появлением станции радиотехнической разведки «Наксос» немцы лишили врага преимущества внезапности, однако не решили проблему обнаружения целей. Таким образом, несмотря на определенные недостатки, в целом германские торпедные катера не только соответствовали предъявляемым требованиям, но и по праву считались одними из лучших представителей своего класса времен Второй мировой войны. Морская коллекция.
Глава 7
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 7
События, потрясавшие своей значительностью, быстро следовали одно за другим: восстание в Петрограде, образование Временного комитета Думы, отречение царя, создание первого Временного правительства, официальное признание союзников. Пока происходили эти события, их реальную значимость было невозможно оценить, но быстрота, с которой они сменялись, порождала новую надежду. Подавляющее большинство россиян не особенно опасались будущего, поскольку определенные факты мешали оценить подлинные масштабы опасности. Несостоятельность, которую обнаружил старый режим в последние годы, оставила столь глубокий след в памяти большинства населения, что, казалось, любая перемена станет благом. Находились люди, для которых Россия после отречения царя и краха традиционной монархии утратила всякий смысл, но их было так мало, что они не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на общие настроения. Большинство россиян стали привыкать к мысли, что перемены неизбежны, и это пассивное восприятие революции объясняет поразительно малое число ее жертв. Лишь две вспышки насилия повлекли серьезные потери. Одна из них связана с уничтожением полиции Петрограда. Полицейские с пулеметами были размещены в стратегических пунктах города для рассеивания толп. Лишенные связи с руководящим центром, не способные контролировать положение и предоставленные самим себе, они оставались на своих постах до конца. Когда у полицейских кончились боеприпасы, они подверглись нападению толп. Их вытаскивали на улицы и забивали до смерти. Не пощадили и тех сотрудников полиции, которые находились в отпуске и не участвовали в уличных боях.
III. Бегство
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. III. Бегство
Накануне целый день был дождь. Горы были закрыты низкими густыми тучами. — Если завтра не уйдем, — мрачно сказал муж, — надо просить о продлении свидания. В этом, наверное, откажут, но пока придет телеграмма, нужно воспользоваться первым сухим днем и бежать. Завтра день отдыха, я могу не выходить на работу, и меня не хватятся до следующего дня. Но в такой дождь идти трудно. Он ушел на пункт и увел с собой сына. Я в десятый раз пересмотрела все вещи. Самое необходимое не укладывалось в три рюкзака, из которых два должны были быть легкими. Сахар, сало, рис, немного сухарей; считали, что идти не менее десяти дней, а нас трое. Необходимо было взять хотя бы по одной перемене белья и по непромокаемому пальто. Нет, ничего у меня не получалось. Вечером ветер переменился, и все в деревне стали собираться наутро в поход. Муж вернулся с работы, и, когда мальчик уснул, мы принялись опять все пересматривать. — Портянки запасные нужны для всех. Разорвала две простыни, накроила портянок, — рюкзаки еще больше разбухли. — Надо убавлять что-нибудь, — говорит муж. — Сахар? — Нет, сахар — это самое существенное. Соли достаточно? — Вот соль.
476 - 718
С 476 по 718 год
Начальный период Раннего Средневековья. С конца Западной Римской империи в 476 до начала правления Карла Мартелла в 718.
Глава 11
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 11
Возвратившись в город после двухмесячного отсутствия, я смотрел на Петроград глазами постороннего. Впечатление было безрадостным и мрачным. В морозные мартовские дни Петроград выглядел шумным, необузданным, румяным парнем, полным сил и эгоистических надежд. Знойным, душным августом Петроград казался истасканным, преждевременно состарившимся человеком неопределенного возраста, с мешками под глазами и душой, из которой подозрения и страхи выхолостили отвагу и решимость. Чужими выглядели неопрятные здания, грязные тротуары, лица людей на улицах. Обескураживало больше всего то, что происходившее в Петрограде выражало состояние всей страны. В последние годы старого режима Россия начала скольжение по наклонной плоскости. Мартовская революция высвободила силы, повлекшие страну дальше вниз. Она вступила в последнюю стадию падения. Заключительный этап распада пришелся на период между маем и октябрем 1917 года. В это время главным актером на политической сцене был Керенский. Как государственный деятель и лидер страны он был слишком ничтожен, чтобы влиять на ход событий. Сложившимся за рубежом мнением о значимости своей персоны он обязан рекламе. Представители союзнических правительств и пресса связывали с ним последнюю надежду на спасение России. Чтобы подбодрить себя, они представляли Керенского сильным, энергичным, умным патриотом, способным повернуть вспять неблагоприятное течение событий и превратить Россию в надежного военного союзника. Однако образованные люди России не обманывались. В начале марта рассказывали о первом дне пребывания Керенского на посту министра юстиции.
VII. Ожидание
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. VII. Ожидание
Что значит ждать ареста, тюрьмы и почти верной смерти, когда ни в чем не виноват, — знают только советские граждане. После расстрела «48» все ходили, как отравленные, оглядываясь на каждом шагу, вздрагивая от каждого стука, ко всему прислушиваясь, всего пугаясь. День проходил еще так-сяк. Какая-то работа производилась из последних сил или давалась рывком, с надрывом, чтобы забыться и оглушить себя хоть чем-нибудь. В четыре часа чувствовалось какое-то облегчение: на службе не арестовали, можно еще раз пойти домой. А дома еще более тошно: и комнаты, и вещи — все кажется враждебным и чужим в своем холодном равнодушии к людским переживаниям. Приходит муж, приходит сын, а кажется, в последний раз их видишь вместе, в последний раз садишься за обед, и каждый кусок стоит комом в горле: то вспоминаются друзья, так неожиданно погибшие, то смотришь на мужа, пытаясь угадать, на сколько дней он еще жив и цел. Мальчик испуганно следит за нами. Он знает, что убиты те, кого он так недавно видел здоровыми, веселыми, кто приходил, шутил с ним, но как, за что убиты, — понять не может. Осиротевшая, притихшая девочка сидит рядом с ним, всем своим видом напоминая о страшном деле. Вечером ему жутко оставаться одному. — Ты посидишь? — смотрит он жалобно. — Конечно, посижу, ложись. Он прячется в постель, мы говорим о чем-то постороннем, потом молчим, скрывая свои мысли друг от друга.
Часть III. Обзор эволюции подводных сил СССР (1935-1941 гг.) [127]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть III. Обзор эволюции подводных сил СССР (1935–1941 гг.)
XV. Допрос
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XV. Допрос
На первый допрос я шла спокойно. Мне казалось, что допросы должны носить деловой характер и хоть в какой-то мере служить для выяснения истины. Мой арест был несомненным признаком, что положение мужа ухудшилось, а я все-таки глупо надеялась, что могу быть ему полезна подтверждением его невиновности. Мне в голову не приходило, что я была арестована, чтобы тем самым вынудить его к признанию в несовершенном преступлении, что следователь открыто ставил перед ним дилемму: подписать признание, что он «вредил», или быть виновником моего ареста. Я не могла знать и того, что после моего ареста следователь ставил перед ним вторую дилемму: или подписать признание своей «вины», хотя бы в такой формулировке: «Признаю себя виновным», не говоря, в чем именно, получить десять лет Соловков, но купить этим мое освобождение, или, в случае отказа, самому быть расстрелянным, меня — отправят на десять лет в Соловки, а сына — в колонию для беспризорников. Я знала, что жен часто арестовывают из-за мужей, но что судьбой их спекулируют с такой циничностью, я не могла поверить, пока не испытала на себе. Так, с наивностью вольного человека, я оказалась перед следователем. Это был молодой еще человек, с профессионально застылым, да и вообще не умным лицом. Он молчал, не сказав «здравствуйте», не предложив сесть. Позже я узнала, что в ГПУ принято три главных способа обращения: сухо-формальный, истерически-угрожающий и вежливо-вкрадчивый. Третьего мне не пришлось испытать, но, говорят, это самый противный, особенно для женщин. Соответственно этому, следователи держат себя, как плохие актеры на провинциальной сцене.