Балтика
В представленном 4 февраля 1941 года на рассмотрение Гитлера плане действий кригсмарине в войне против СССР торпедным катерам отводилась особая роль. Непосредственно на Балтийском море предстояло действовать четырем катерным флотилиям. 1-я (капитан-лейтенант Бирнбахер) в составе S-26, S-27, S-39, S-40, S-101 - S-103 и плавбазы «Карл Петерс» должна была оперировать в Финском заливе с замаскированной стоянки у острова Суоменлинна в шхерах близ Хельсинки. 2-я (корветтен-капитан Петерсен; S-42 - S-44, S-104 - S-106, плавбаза «Циндао») и 5-я (корветтен-капитан Клуг; S-28, S-29, S-41, S-46, S-47) флотилии базировались у острова Пенсар в районе Турку. Их операционная зона простиралась от Ханко и Палдиски до Ирбенского пролива. И, наконец, 3-я флотилия (корветтен-капитан Кемнаде; S-31, S-34, S-35, S-54, S-55, S-57-S-61, плавбаза «Адольф Людериц»), находившаяся в Мемеле и Пиллау, действовала на участке от Либавы до мыса Церель.
Первая массированная заградительная операция началась с наступлением сумерек вечером 21 июня. Хотя главную роль в ней играли минные заградители (Три заградителя группы «Норд» выставили заграждение «Апольда» (500 мин и 700 защитников) перед устьем Финского залива, три заградителя группы «Кобра» - заграждение «Корбетга» (400 мин и 700 защитников) между Поркалла-Удд и Палдиски), перед катерами также стояли ответственные задачи.
«Шнелльботы» 1-й и частично 2-й флотилий составляли охранение заградительных отрядов. Четыре катера 2-й флотилии выставили по 12 магнитных мин в восточной части Соэлозунда и северной - Моонзунда. На обратном пути они же перехватили шедший из Швеции советский пароход «Эстония» (1181 брт) и с призовой командой отправили его в Утё. Катера 5-й флотилии поставили 12 мин ТМВ перед Ирбенским проливом, а 3-й - по 6 мин перед портами Либава и Виндава. Естественно, что такое количество мин не могло полностью заблокировать движение кораблей в названных пунктах. Однако повсеместное возникновение минной опасности, а также отсутствие в советском флоте надежных электромагнитных тралов, по немецким расчетам, должны были иметь значительный деморализующий эффект, что и произошло в действительности. На обратном пути катера 3-й флотилии перехватили еще два советских парохода, один из которых - «Гайсма» (3077 брт) был потоплен торпедами, а другой («Лииза», 782 брт) - подрывными патронами. Следующей ночью у северной оконечности острова Хиума катера 2-й флотилии потопили плавучий маяк «Хиумадал» и пароход «Альф» (166 брт). Но этим их успехи и ограничились. В ночь на 27 июня при попытке выставить новое заграждение у северного входа в Моонзунд S-43 и S-106 подорвались на минах и погибли, спустя несколько дней получили повреждения S-102 и S-103. К началу июля в строю 2-й флотилии оставалось всего четыре исправных катера. Наличных сил хватало только для сопровождения заградителей.
Не лучше обстояли дела и у флотилии Бирнбахера (На 1 июля 1-я флотилия располагала семью исправными катерами, а 5-я - тремя. Последняя была расформирована в середине того же месяца, а ее катера вошли в состав 1-й и 2-й флотилий). Попытка патрулировать на коммуникациях между Таллинном и Ханко провалилась из-за противодействия советской авиации. При этом S-26 и S-27 получили серьезные повреждения от близких разрывов бомб и пулеметного обстрела. 5 июля в результате столкновения с финской подлодкой «Саукко» пострадал S-28. В актив же катерникам удалось записать лишь потопление артогнем 13 августа советского тральщика № 41 (при этом повреждения получил S-39), разрушение торпедами сидевшего на камнях парохода «Расма» (3204 брт) и высадку в Эстонии нескольких диверсионных групп.
Неудачей окончилась вечером 28 августа попытка атаковать советские корабли, осуществлявшие переход из Таллина в Кронштадт. Узнав из сообщения финского самолета-разведчика, что КБФ покинул внешний рейд Таллина, 1-я флотилия в составе S-26, S-27, S-39, S-40 и S-101 в 18.00 вышла из Хельсинки. Уже через 45 минут движения 24-узловым ходом на горизонте был замечен лес мачт. Катера развернулись в боевой порядок и вышли в атаку. Ответом им был мощный заградительный огонь. До наступления темноты «шнелльботы» трижды предпринимали попытки нападения, но каждый раз были вынуждены отступать перед стеной снарядных всплесков. В конце концов им пришлось возвращаться ни с чем.
Наиболее активно действовала 3-я флотилия, находившаяся на фланге быстро откатывавшегося на северо-восток сухопутного фронта. Выявившаяся уже через неделю после начала боевых действий необходимость снабжения войск вермахта по морю заставила «шнелльботы» принимать участие в эскортировании конвоев в Рижский залив. Одновременно каждую ночь катера флотилии совершали выходы для усиления заграждений в Ирбенском проливе. В ночь на 24 июня, не дойдя до места постановки, S-60 (обер-лейтенант Вупперман, он же командир звена) и S-35 (лейтенант Вебер) обнаружили и безуспешно атаковали советскую подводную лодку С-7. Выставив мины, «шнелльботы», на которых к тому времени оставалось всего по одной торпеде, легли на обратный курс. Поскольку относительно произошедших далее событий существует несколько различных версий, позволим себе остановиться на них подробнее.
В 2.32, когда немецкие катера находились в районе маяка Ужава, была обнаружена еще одна субмарина, совершавшая переход в надводном положении, - советская подводная лодка С-3. Ее командир капитан-лейтенант Н.А. Костромичев, несмотря на неоконченный капремонт (лодка не могла погружаться), отказался взорвать свой корабль в Либаве и решил прорываться в Виндаву. Кроме команды, на С-3 находились члены экипажей других субмарин, рабочие - всего около 100 человек. В сложившейся ситуации подводникам ничего не оставалось, как принять бой. Спустя 10 минут после обнаружения катера с дистанции 300 - 400 м атаковали субмарину оставшимися торпедами, но промахнулись. Завязалась артиллерийская дуэль. Хотя вооружение «эски» выглядело более мощным (на ней имелось по одному 100-мм и 45-мм орудию, в то время как на каждом из «шнелльботов» - лишь по одной 20-мм пушке), высокая скорострельность немецкой автоматической артиллерии в бою на ближней дистанции сыграла свою роль. Немцам уже первыми выстрелами удалось вывести из строя стомиллиметровку субмарины. Катера описывали вокруг лодки зигзаги и осыпали ее снарядами. С-3, не способная развить ход более 5 узлов, упорно уходила на север. Советские подводники несли большие потери, но до последней возможности отстреливались от врага из винтовок. Спустя 9 минут после начала боя из-за перегрева стволов на обоих катерах вышли из строя пушки. В 3.06 орудие S-35 вновь вступило в бой, но оживить двадцатимиллиметровку на S-60 так и не удалось. Ответный огонь с субмарины вызвал мелкие возгорания на обоих «шнелльботах», 4 человека из их экипажей были ранены. Через 40 минут после начала боя немцы все еще были далеки от победы и пошли на отчаянный шаг. Лейтенант Вебер передал командиру звена: «Мы должны атаковать ручными гранатами!». После этого сигнала S-35, а затем S-60, сблизившись с лодкой на 50 м, сбросили 3 глубинные бомбы. Наконец, противники сошлись вплотную, и на палубу С-3 полетели ручные гранаты. В 3.24 после очередного попадания гранаты из рубки субмарины вырвалось пламя. К тому времени капитан-лейтенант Костромичев и большинство офицеров погибли. Стрельба с лодки прекратилась, но сама субмарина, несмотря на крен и дифферент на корму, упорно продолжала уходить на север. Последний удар по ней в 3.39 нанес S-60, сбросивший глубинную бомбу в двух метрах от форштевня. Получив большую пробоину, лодка затонула. На месте ее гибели немцы подобрали 20 человек.
В ночь на 25 июня 1941 года атаке «шнелльботов» подверглись советские транспорты на рейде Виндавы, на следующую ночь - эсминцы в Ирбенском проливе. Очередная встреча в проливе, утром 27 июня, завершилась тяжелым повреждением эскадренного миноносца «Сторожевой», потерявшего носовую часть в результате попадания торпеды с S-59 (обер-лейтенант Мюллер) или S-31 (лейтенант Хааг) (Кочующая по различным зарубежным и отечественным изданиям версия о потоплении этой же ночью в Ирбенском проливе катерами S-59 и S-60 советской подводной лодки С-10 не выдерживает критики, поскольку последнее сообщение с лодки было получено утром 28 июня, когда она находилась в северной части Данцигской бухты). На обратном пути четыре катера перехватили в районе Ужавы прорывавшиеся из Либавы советские торпедные катера. В результате боя ТКА № 47 получил столь тяжелые повреждения, что был оставлен личным составом и позднее захвачен немцами. На рассвете следующего дня «шнелльботы» перехватили другой отряд, на этот раз с эвакуируемыми из Виндавы. Экипажи и пассажиры пяти невооруженных торговых судов оказались в плену.
4 июля силы 3-й флотилии перешли в Либаву, что позволило расширить операционную зону до северной части Рижского залива. Вскоре были начаты ночные поиски и минные постановки у южного входа в Моонзунд и в районе Курессаре, сопровождавшиеся многочисленными боевыми столкновениями с советскими эсминцами, сторожевиками и самолетами. В начале августа в Либаву перебазировались и катера 2-й флотилии. Однако заметных успехов за этот период немцам добиться не удалось (Приписываемое катерам в ряде источников потопление в ночь на 27 июля эсминца «Смелый» не подтверждается, поскольку «шнелльботы» в эту ночь произвели торпедную атаку по неопознанной цели в южной части Моонзунда, а эсминец погиб в южной части Ирбенского пролива. Скорее всего, он стал жертвой мин, выставленных именно торпедными катерами 3-й флотилии).
Последней акцией, в которой приняли участие катера 2-й и 3-й флотилий, стала Моонзундская десантная операция, проведенная немцами 13- 14 сентября. «Шнелльботы» обоих подразделений составили ядро так называемого соединения «Вествинд», основной задачей которого была демонстрация ложной высадки на западном побережье острова Саарема. Сразу после этого флотилии ушли в Германию и начали подготовку к переходу на другие театры. Немцы посчитали, что все поставленные задачи выполнены. Хотя вскоре стало ясно, что война с Россией затянется, как минимум, еще на год, ни в 1942, ни в 1943 годах «шнелльботы» на Балтийском море не применялись. С одной стороны, для них просто не было подходящих целей, с другой - главной задачей флота продолжала оставаться борьба против Англии. Германские «москиты» вернулись в Финский залив лишь в начале 1944-го.
6-я флотилия «шнелльботов» (командир - корветтен-капитан Обермайер) появилась на Балтике весной 1944-го. На нее планировалось возложить задачу нанесения ударов по советским дозорным и тральным силам. Хотя подразделение в составе катеров S-39, S-76, S-79, S-90, S-91, S-132 и плавбазы «Карл Петерс» было готово к действиям еще в середине февраля, прошел месяц, прежде чем ледовая обстановка в восточной части Финского залива позволила приступить к ночным поискам. Первоначально базой для катерников служил Таллин, а с начала мая - Хельсинки. Флотилия, усиленная к тому времени S-11 и S-135, несколько раз небезуспешно нападала на советские малые охотники у Лавенсари. Дальнейшему развертыванию наступательных действий помешало вторжение союзников в Нормандию. Получив приказ немедленно вернуться в Ла-Манш, «шнелльботы» уже 19 июня ошвартовались в Эймейдене.
Несмотря на это, немецкое командование не рассталось с мыслью иметь флотилию катеров и в Финском заливе. В конце июля в Хельсинки перебазировалась 5-я флотилия (Бывшая 11-я флотилия торпедных катеров, сформированная в Заснитце в мае 1944 года) (капитан-лейтенант Хольцзапфель; катера S-65, S-6, S-80, позже S-68, S-85, S-110, S-116, S-120; плавбаза «Герман Виссманн»). В августе «шнелльботы» провели несколько минных постановок, приняли участие в операциях по спасению экипажей трех погибших миноносцев и попытке уничтожить глубинными бомбами корпус затонувшей у острова Койвисто субмарины U-250. При выполнении последней задачи в ночь на 1 сентября подорвался на мине и затонул S-80 - третий и последний «шнелльбот», потерянный немцами на Балтике за время войны.
С конца сентября 1944 года базой подразделения стала Виндава. Туда же перешла из Германии и 2-я учебная флотилия (капитан-лейтенант Клозе; катера S-64, S-69, S-81, S-99, S-117, позднее, кроме того, S-76, S-83, S-135; плавбаза «Нидден») (Сформирована в апреле 1944 года. По иронии судьбы в состав подразделения вошли ТКА S-64, S-83, S-99 и S-117, которые в конце июля 1944 года немцы продали (но не успели передать) ВМС Финляндии). До конца осени «шнелльботы» обоих подразделений совершали многочисленные минные постановки и ночные поиски в Рижском заливе - абсолютно безрезультатные.
В середине декабря 5-я флотилия вернулась в Северное море, а оставшейся 2-й флотилии нашлось новое применение. С начала февраля 1945 года на германские конвои, направлявшиеся в Либаву, начались нападения советских торпедных катеров типа Д-3 и Г-5. Идея использовать против них «шнелльботы» не была оригинальной, зато оказалась весьма эффективной. В ночь на 27 марта три «москита» 2-й флотилии - S-64, S-69 и S-81 - имели боевое столкновение с шестью советскими катерами (ТКА-16, ТКА-60, ТКА-136, ТКА-166, ТКА-196 и ТКА-200; все типа Д-3), закончившееся потоплением ТКА-166, ТКА-196 и повреждением четырех остальных. С погибших катеров немцы сняли 9 матросов и 5 офицеров, в том числе командира 2-го дивизиона ТКА капитана 3 ранга М.Г. Чебыкина. В результате активной деятельности «шнелльботов» 2-й учебной, к которой с конца марта присоединились 1-я и 5-я флотилии, ни один из направлявшихся или убывавших из Либавы транспортов не был потоплен советскими катерами.
Последней крупной операцией, в которой приняли участие немецкие катерники на Балтике, стала эвакуация с курляндского плацдарма 8-9 мая. В ней приняли участие 19 катеров, на каждый из которых умудрились принять по 110 солдат и офицеров вермахта. Днем 9-го числа соединение достигло датского острова Борнхольм - к этому времени он уже был занят десантом морской пехоты КБФ. Несмотря на то что с момента подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии прошли почти сутки, попытка трех советских торпедных катеров повернуть конвой в бухту острова закончилась последним морским боем в Европе во Второй мировой войне. Огнем «шнелльботов» был серьезно поврежден ТКА-93. В свою очередь, появившиеся над полем боя советские штурмовики повредили S-216, на котором один человек был убит и еще 13 ранены.
Утром 10 мая отряд достиг бухты Экернфёрде, где уже хозяйничали англичане. Последние не стали препятствовать торжественной церемонии спуска флага на следующий день. Из всех надводных сил кригсмарине «шнелльботы» капитулировали последними.
Результаты действий германских катеров на Балтийском ТВД
| Класс | Название | Тоннаж, брт | Дата | Судьба | Район атаки | Атаковавший катер |
| ТР | «Эстония» | 1181 | 22.6.1941 | Р | о.Хиума | Катера 2-й флотилии |
| ТР | «Гайсма» | 3077 | 22.6.1941 | + | о.Готланд | S-59 |
| ТР | «Лииза» | 782 | 22.6.1941 | + | Лиепая-Ханко | S-31 |
| ТР | «Альф» | 166 | 23.6.1941 | + | о.Хиума | S-44 |
| Пл.маяк | «Хиумадал» | - | 23.6.1941 | + | о.Хиума | S-43 |
| ПЛ | С-3 | - | 24.6.1941 | + | маяк Ужава | S-31, S-60 |
| ЭМ | «Сторожевой» | - | 27.6.1941 | = | Ирбенский пролив | S-31, S-59 |
| ТКА | №47 | - | 27.6.1941 | + | маяк Ужава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Кандава» | 1926 | 28.6.1941 | Р | Виндава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Кулдига» | 1978 | 28.6.1941 | Р | Виндава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Малл» | 1863 | 28.6.1941 | Р | Виндава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Рауна» | 2349 | 28.6.1941 | Р | Виндава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Амата» | 1132 | 28.6.1941 | Р | Виндава | Катера 3-й флотилии |
| ТР | «Расма» * | 3204 | 10.7.1941 | + | о.Мохни | S-26, S-28 |
| Ледокол | «Лачплесис» ** | 253 | 22.7.1941 | = | о.Саарема | Катера 3-й флотилии |
| ТКА | №71 | - | 22.7.1941 | + | о.Саарема | Катера 3-й флотилии |
| ТЩ | №41 «Ленводпуть-12» | - | 13.8.1941 | + | 59°42'с.ш., 25°25'в.д. | S-26, S-39, S-40, S-28 |
| Ледокол | «Мерикару» | 178 | 19.8.1941 | + | пролив Моозунд | S-58 |
| СКА | №122 | - | 14.5.1944 | + | о.Лавенсари | Катера 6-й флотилии |
| ТКА | ТК-66 | - | 18.3.1945 | + | Либава | Катера 2-й учебной флот. |
| ТКА | ТК-166 | - | 27.3.1945 | + | Либава | S-64, S-69, S-81 |
| ТКА | ТК-196 | - | 27.3.1945 | + | Либава | S-64, S-69, S-81 |
| МО | БМО-595 | - | 7.5.1945 | + | маяк Риксгафт | Катера 5-й флотилии |
Примечания: + - потоплен; = - поврежден; Р - захвачен в качестве приза.
* - подорвался на мине 5.7.1941 и выбросился на берег.
** - затонул от полученных повреждений 29.7.1941.
МО - морской охотник; ПЛ - подводная лодка; Пл. - плавучий; СКА - сторожевой катер; ТР - транспорт; ТЩ - тральщик; ЭМ - эсминец.
Чертежи
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. Чертежи
6. Жизнь в камере
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 6. Жизнь в камере
Чтобы понять жизнь подследственных в тюрьмах СССР, надо ясно представить себе, что тюремный режим преследует не только цель изоляции арестованных от внешнего мира и лишения их возможности уклонения от следствия или сокрытия следов преступлений, но, прежде всего, стремится к моральному и физическому ослаблению арестованных и к облегчению органам следствия получать от заключенных «добровольные признания» в несовершенных ими преступлениях. Содержание подследственного всецело зависит от следователя, который ведет его дело, и широко пользуется своим правом для давления на арестованного. Следователь не только назначает режим своему подследственному, то есть помещает в общую или одиночную камеру, разрешает или запрещает прогулку, передачу, свидание, чтение книг, но он же может переводить арестованного в темную камеру, карцер — обычный, холодный, горячий, мокрый и прочее. Карцер в подследственной тюрьме СССР совершенно потерял свое первоначальное значение, как меры наказания заключенных, нарушающих тюремные правила, и существует только как мера воздействия при ведении следствия. Тюремная администрация — начальник тюрьмы и корпусные начальники — совершенно не властна над заключенными и выполняет только распоряжения следователей. Во время моего более чем полугодового пребывания в тюрьме для подследственных я ни разу не видел случаев и редко слышал о наложении наказаний на заключенных тюремной администрацией. Карцер, лишение прогулок, передач и проч. налагались исключительно следователями и только как мера давления на ход следствия, а не наказания за поступки.
I. Прощание
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. I. Прощание
Я вернулась со свидания в смятении. Итак, надо было собираться в дорогу; эта жизнь была кончена, будет ли другая — неизвестно. Родина напоила и накормила горем досыта, и все же это была родина, кто бы ни правил ею. Еще полгода надо было прожить, зная, что будущего здесь уже нет. Дома, на улице, на работе я постоянно думала об одном: это в последний раз. Ленинград, набережная, Нева, Адмиралтейство, Зимний дворец, который после революции непрерывно перекрашивали: в зеленый — под «Елизавету», в песочный — под «Екатерину», а теперь делали яично-желтым, под одно с Главным штабом, — все это останется, будет перемазываться, перестраиваться и все же останется милым, дорогим Петербургом, а мне надо уйти отсюда навсегда. Хотелось, как перед смертью, проститься со всем, что любила. Россия была такой прекрасной страной! Одна шестая часть мира. «От финских хладных скал До пламенной Колхиды»... А что из этого осталось для меня? Пробег Ленинград — Кемь? УСЛОН — Управление соловецких лагерей особого назначения? Пора бросить лирику. Впереди нелегкий путь. Положат нас троих гепеусты где-нибудь у границы, вот и будет последний привет России. Надо готовиться к побегу: продавать остатки вещей, покупать другие на дорогу, соображать, что нужно. Денег надо. Он просил тысячи две-три. За границей это, говорят, не пригодится, потому что советские бумажки никто не хочет брать, но может быть, удастся нанять проводника или откупиться от того, кто попадется на дороге. Я бросилась продавать вещи: предлагать в комиссионные магазины, букинистам.
9. Не верь следователю
Записки «вредителя». Часть II. Тюрьма. 9. Не верь следователю
Я вернулся в камеру в удрученном состоянии. У следователя я чувствовал больше злобы, чем волнения; оставшись же наедине с самим собой, я не чувствовал твердости. Убьют — несомненно, как убили всех моих друзей. Погибнут жена и сын, потому что у них конфискуют все, а жену сошлют. Так было с семьями «48-ми». Я должен умереть молча, дожидаясь дня, когда вызовут «с вещами», когда поведут коридорами вниз, в подвал, скрутят руки, накинут на голову мешок и кто-нибудь из этих мерзавцев пустит сзади пулю в затылок. Так нет же, не будет этого, не дамся я, как теленок на бойне. Я все обдумал и решил на следующем допросе убить следователя. Оружие, необходимое для этого, было у сидевших со мной в камере уголовных. У них был столовый нож, наточенный так, что они им брились. Был треугольный напильник, которым можно было бы действовать как стилетом, если приделать к нему ручку от ножа. Наконец, был стальной брусок, не менее пятисот граммов весом. Я остановился на этом бруске. Его можно было спрятать в рукав, и он был достаточно тяжел, чтобы одним ударом проломить череп. Промахнуться мне не хотелось. Надо действовать наверняка. Барышников ходил с револьвером в кобуре, но держал себя неосторожно, когда кончал допрос. Он шел мимо меня к вешалке, где висела его шинель и шапка, становился ко мне спиной, когда снимал шинель. Этот момент надо использовать, чтобы нанести удар. Он должен был рухнуть на пол, я мог завладеть револьвером, выскочить в буфет и при удаче успеть застрелить еще двух-трех следователей. Меня убили бы в сумятице и перестрелке. Картина мне представлялась заманчивой. Я наказал бы этого негодяя, из-за которого погиб С. В.
Chapter IX
The pirates of Panama or The buccaneers of America : Chapter IX
The origin and descent of Captain Henry Morgan His exploits, and the most remarkable actions of his life. CAPTAIN HENRY MORGAN was born in Great Britain, in the principality of Wales; his father was a rich yeoman, or farmer, of good quality, even as most who bear that name in Wales are known to be. Morgan, when young, had no inclination to the calling of his father, and therefore left his country, and came towards the sea-coasts to seek some other employment more suitable to his aspiring humour; where he found several ships at anchor, bound for Barbadoes. With these he resolved to go in the service of one, who, according to the practice of those parts, sold him as soon as he came ashore. He served his time at Barbadoes, and obtaining his liberty, betook himself to Jamaica, there to seek new fortunes: here he found two vessels of pirates ready to go to sea; and being destitute of employment, he went with them, with intent to follow the exercises of that sort of people: he soon learned their manner of living, so exactly, that having performed three or four voyages with profit and success, he agreed with some of his comrades, who had got by the same voyages a little money, to join stocks, and buy a ship. The vessel being bought, they unanimously chose him captain and commander. With this ship he set forth from Jamaica to cruise on the coasts of Campechy, in which voyage he took several ships, with which he returned triumphant. Here he found an old pirate, named Mansvelt (whom we have already mentioned), busied in equipping a considerable fleet, with design to land on the continent, and pillage whatever he could.
IV. Арабская сказка на советский лад
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. IV. Арабская сказка на советский лад
Зима голодная, холодная и темная была ужасно. Пришлось остаться в Павловске, в одной комнате, потому что здесь все же легче было доставать дрова. Существование людей свелось к такой нужде, какую, может быть, не знал пещерный человек, ибо он был приспособлен к тому, чтобы не умереть с голоду и не замерзнуть, мы же, интеллигенты, принужденные по-прежнему работать в требовательных интеллектуальных областях, были бессильны и беспомощны. Человек в драном пальто, для тепла подвязанный веревкой, в обутках, сшитых из старого ковра, с потрескавшимися от холода и топки железной печурки пальцами, с нервным, бегающим, голодным взглядом, был совсем не нищий, а чаще всего профессор или даже академик. Жены были не лучше. Ребятишки — истощены до последней степени. Я знала малыша, двух-трех лет, он понял, как трудно терпеть голод, и научился не доедать сразу и прятать корки под шкап, в игрушки, под ковер. Он не всегда их находил, плакал, но никому не открывал своего секрета, пока в бессильной обиде не пожаловался матери.
Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918-1920 гг.) [11]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть I. Советский подплав в период Гражданской войны (1918–1920 гг.)
Кавказ
Величко, В.Л.: С.-Петербург, Типография Артели Печатнаго Дела, Невский пр., 61, 1904
В.Л. Величко 1. Введение Какое доселе волшебное слово - Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для всего русского народа воспоминаниями; как ярка мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, мечта непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! Есть ли в России человек, чья семья несколько десятилетий тому назад не принесла бы этому загадочному краю жертв кровью и слезами, не возносила бы к небу жарких молитв, тревожно прислушиваясь к грозным раскатам богатырской борьбы, кипевшей вдали?! Снеговенчанные гиганты и жгучие лучи полуденного солнца, и предания старины, проникнутые глубочайшим трагизмом, и лихорадочное геройство сынов Кавказа - все это воспето и народом, и вещими выразителями его миросозерцания, вдохновленными светочами русской идеи, - нашими великими поэтами. Кавказ для нас не может быть чужим: слишком много на него потрачено всяческих сил, слишком много органически он связан с великим мировым призванием, с русским делом. В виду множества попыток (большею частью небескорыстных) сбить русское общество с толку в междуплеменных вопросах, необходимо установить раз и навсегда жизненную, правильную точку зрения на русское дело вообще. У людей, одинаково искренних, могут быть различные точки зрения. Одни считают служение русскому делу борьбой за народно-государственное существование и процветание, борьбой, не стесненной никакими заветами истории, никакими нормами нравственности или человечности; они считают, что все чужое, хотя бы и достойное, должно быть стерто с лица земли, коль скоро оно не сливается точно, быстро и бесследно с нашей народно-государственной стихией. Этот жестокий взгляд я назвал бы германским, а не русским.
XVI. Агония
Побег из ГУЛАГа. Часть 3. XVI. Агония
Муж ничего не поймал в реке, но отдохнул, и мы решили двинуться дальше. Это была ужасная ошибка. Надо было еще раз все обследовать и обдумать, а мы легкомысленно поверили в то, что за шалашом пойдет чуть ли не колесная дорога. Признаки сразу были скверные: тропа стала суживаться, теряться в береговых зарослях ольхи, опять появляться и снова исчезать в болоте, которое каждый обходил по-своему. Мыкались мы зря и заночевали буквально на островке, посреди не виданных еще по величине болот. Перед нами на запад расстилалось изумрудное море трясины, к которому никак нельзя было подступиться. Оно оттерло нас от реки и продолжало уводить к югу. Очень хотелось вернуться к шалашу: не верилось, что тот чудный лес, с набитыми дорожками, был случайностью. Где-то мы сделали ошибку. Возможно, что мы вернулись бы, но нас обманули лошадиные следы, которые во множестве появились на возобновленной тропинке. Следы были свежие, лошадь кованая, казалось, что только что проехал лесничий. Но, в конце концов, тропа привела нас к новому болоту и канула, как в воду. Мы не подозревали, что финны пускают лошадей, как оленей, пастись в леса, что это они, бродя как попало, а иногда и следуя случайной тропой, создавали нам ложную уверенность в том, что здесь кто-то ездил верхом. Только когда склон отвернулся к юго-востоку, и путь наш оказался совершенно абсурдным, нам ничего другого не оставалось, как искать кратчайшего пути назад. Но непрерывные болота так сбили ноги мне и сыну, что теперь мы едва шли, а заночевать пришлось далеко от шалаша. Муж выбрал для ночлега просеку, и всю ночь жег фантастический костер из целых деревьев, оставшихся не вывезенными.
Глава 5
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 5
Наступил безрадостный 1916 год, и внешний вид улиц Петрограда отражал общие настроения. Ввели нормирование продовольствия, женщины в невообразимых одеждах часами стояли в длинных очередях за хлебом. Эти толпы людей неопрятного вида производили удручающее впечатление. В ряде районов страны имелись хлебные запасы, но в условиях расстройства железнодорожного сообщения густонаселенные центры страдали от нехватки еды. Люди выглядели озлобленными и угрюмыми. Они набивались в трамваи плотной массой, толкались и были готовы вцепиться друг другу в горло по малейшему поводу. Все лучшие лошади и автомобили были реквизированы армией, оставшиеся клячи и старые колымаги придавали городу неприглядный вид. Не украшали его и резервисты второй и третьей очереди, занимавшиеся строевой подготовкой на улицах: пожилым мужчинам, часто с брюшком, явно недоставало лихой военной выправки; в свободное время эти солдаты в своей мешковатой форме выглядели особенно нелепо и неловко поеживались под пристальными взглядами патрулей военной полиции. Мировая война продолжалась уже третий год, и Россия, подобно всем другим странам, переживала состояние усталости. Не произошло никаких существенных сдвигов, мир был так же далек, как и прежде. Когда пришли вести о впечатляющих успехах русских войск на Турецком фронте и блестящем наступлении генерала Брусилова против австрийцев, временно вернулись надежды на лучшее. Однако ожидание победы постепенно сошло на нет, общественное внимание вновь переключилось на правительство, которое, казалось, стремилось парализовать действия армии. Ни одно правительство не может провести страну через войну, не подвергаясь критике.