2. Лагерь «особого назначения»
В карантинной роте нас продержали две недели. Мы почти ничего не делали, томились от тесноты, голода и холода. Иногда нас выгоняли грузить в вагонетки баланы (бревна). Подача вагонеток на пристань, где стояли грузившиеся летом иностранные суда, производилась уже вольными рабочими. С тех пор как за границей началась кампания против принудительного труда на лесозаготовках, в СССР избегают показывать иностранцам заключенных, и потому лес, заготовленный руками заключенных, доставлялся ими только до пристани, на пристань же его ввозили «вольные», которые и грузили пароходы. Рабочих не хватало, происходили задержки с погрузкой, иногда приходилось выплачивать за простой судов больше, чем выручалось за проданный лес, но пускать заключенных на пристань все же не разрешалось.
— Когда «мы» грузили, — злорадствовали гепеусты, — простоев у нас не было.
Нам, заключенным, было все равно; до пристани иди на пристани работа была одинаково постыла.
Затем срок карантина кончился, и нас перевели в другой барак, снаружи он казался лучше нашего, но внутри мало чем отличался: та же грязь, холод, теснота, клопы, только через весь барак был протянут другой плакат. На огромном куске материи было намалевано: «Труд без красоты и искусства — варварство». Плакат этот был результатом деятельности «культурно-воспитательного» отдела. Крестьяне с недоумением разбирали по слогам это странное изречение.
— Варварство-то что, товарищ? Знаете, может? — спрашивали они.
С переселением в этот барак нам разрешили ходить по лагерному двору, и мы могли встречаться с заключенными других рот. Среди них были и новички, вроде нас, и такие, которые отсидели в лагере уже несколько лет. Это были большей частью крестьяне, работавшие раньше на принудительных лесозаготовках и экстренно снятые с этих работ, ввиду предполагавшегося приезда американской комиссии, которая должна была на месте удостовериться, существуют ли эти лесозаготовки. По этому случаю все лесные командировки были ликвидированы в несколько дней, бараки, где помещались заключенные, сравняли с землей, а сами заключенные пригнаны назад на распределительные пункты. Крестьяне с увлечением рассказывали нам о панической спешке, с которой производилась эта ликвидация.
На «командировку», закинутую далеко в лесу, приезжал нарочный на лошади, передавал распоряжение начальнику и сейчас же ехал дальше, на следующую. Тут же отдавался приказ немедленно бросать работу, ломать бараки, ломать все, что только можно уничтожить. Особенно тщательно ломали карцеры, караульные вышки, срывали ограду из колючей проволоки. В бревенчатых бараках, которые быстро уничтожить было трудно, состругивались все надписи, которые любят делать заключенные, срывались все лагерные объявления, приказы, плакаты. Все, что можно — сжигалось. Специальный агент ГПУ проверял, не осталось ли признаков, по которым можно установить, что здесь работали заключенные, а не вольные лесорубы. Затем, не обращая внимания, день ли, ночь ли, заключенных гнали из леса к железной дороге. Спешка и паника были такие, что многие думали, будто объявлена война и что всех гонят подальше от границы, и хорошо, если по этому случаю совсем не ликвидируют.
Когда заключенных толпами гнали вдоль железной дороги, и вдали показывался поезд, их заставляли ложиться в болото, в снег и лежать, пока не пройдет поезд; ГПУ боялось, что чей-нибудь неподходящий глаз может увидеть их из окна вагона.
После этого бегства из леса заключенных рассовали по пересылочным пунктам, где они изнывали в грязи, на еще более голодном пайке.
— Уж лучше в лесу, на работе, — горевали крестьяне, среди которых было особенно много кубанцев. — Там кило хлеба дают, а здесь триста грамм. Каша тоже там гуще. Здесь только с голоду пропадешь.
— Главное, премиальную махорку дают, — добавил другой. — Не много, а четыре пачки в месяц, по пятьдесят грамм. Кажется, лучше без хлеба, а чтобы покурить было.
— Махорочка-то кусается тут: три рубля за осьмушку отдай, а три рубля премиальных в месяц платили. Да и нету их теперь.
— Как же, на лесозаготовках, говорят, «урок» дают, что выполнить нельзя, а не выполнишь — смерть? — спрашивали мы, новички.
— Нет, милый человек, этого ты теперь не бойся. Теперь бить не приказано. Уже год, может, как не бьют. Про Курилку слыхали? Тут он, на Поповом острове орудовал. Сколько народу поискалечил, поубивал. Год скоро, как его здесь расстреляли. Счастье ваше, что попали после него, после 30-го года...
— А что было тогда?
— Что было? А вот расскажу, что было, только отойдем отсюда в сторонку.
Мы отходили куда-нибудь за ветер, на пригрев, подальше от глаз ротного начальства и «стукачей» — доносчиков. Крестьяне были народ крепкий, с ними можно было говорить без опаски.
— Прибыли мы сюда, на Попов остров, в 1929 году, при Курилке, значит. Прибыли в вагонах. Стоим, вещички свои собрали, котомки да спины, сундучки в руках, ждем. Слышим — команда: выходи по одному из вагона! Выходит первый. Со ступеньки до земли далеко, сам знаешь, насыпь тут, болото. Около двое стоят, охрана, значит. Только он хотел спрыгнуть, «Стой! — кричат. — Крест на тебе есть?» Не знает что отвечать. Боится сказать, что есть. «Нету креста», — говорит. «Ну, прыгай!» Он прыгнул, а они его с двух боков, да кулаками по голове. Он так и пал. «Вот тебе», — говорят, — «нет креста, так получай. Следующий!» Подошел тот, слышал, что было, и боится. «Есть крест на тебе?» «Есть», — говорит. «Прыгай!» А они его опять бить, как того, что есть силы. «Вот тебе за крест!» — говорят. Третий не отвечает, молчит. Они его опять бить, зачем молчишь, так весь этап и избили. Как избили, тогда только за проволоку повели, а там что было!
Вас вот строили на поверку, ругали, конечно, кричать заставляли «Здра!», а не били. Нас всю первую ночь били, дрынами били. Дрын — это палка по-ихнему. На поверку теперь просто команда, а тогда палками гнали, а еще кто-нибудь в дверях стоит и каждого по морде, по зубам. Теперь что, на поверку выходят просто, а тогда летом летели, ног не чуешь, как бежишь. Все равно били.
— Теперь разве заставляют кричать? Что это за крик? — вступил в разговор молодой, красивый, хоть и совершенно изможденный парень. — Тогда бы послушали, как мы кричали. Здра! Стоим и кричим. Он нас по матери, а мы должны отвечать: «Здра!» Чтобы единым духом было. И чуть ему, взводному, покажется, что кто филонит, отлынивает, значит, сейчас его из строя и бить дрыном, а нас заставят бегать вокруг столба без поворота и с двух сторон дрынами, все по лицу норовят, всего искровенят, зубы повыбивают.
— Нет, вы послухайте, как в лес нас на работу гнали, я вот вам расскажу, — перебил молодого пожилой крестьянин. — Во-первых, зима. Погнали пеших. Свои вещи на себе и сани тащим с вещами, конвойных вещи и провиант. По снегу идти тяжело, рыхлый, глубокий. Хлеба дали по четыреста грамм. Отощали. Идти силы нет. Последние вещички побросали. Кто и одежду верхнюю бросил. Конвойные, те собирают, что получше, на сани кладут, промежду собой делят. Как в лес пригнали, велят снег протаптывать. Лопат нет. Построят шеренгой, и иди топчи, дорогу топчи на лесозаготовки, место топчи, где бараки строить. Снег, знаешь, какой тут, где по пояс, где по грудь. Ночью у конвойных — палатка. А мы — так, под елками полегли. Для них дрова кололи, обед варили. Потом барак им построили, а сами все на снегу, да под ветками. Крикушник, это карцер по-ихнему, значит, куды нас сажать замаривать, тоже построили. Каптерку, кладовку, тоже. Когда все построили, тогда разрешили для нас, для заключенных барак рубить из мелкого леса, нары из елового вершиннику, а пола совсем нету. Пока все рубили да строили, сколько пообморозилось, поумирало, счету нет.
— А в лесу работа какая? — спрашивали мы с жутью в сердце.
— Работа в лесу уроками, по два человека. Урок — это сто процентов. Техник есть, он говорит, какое дерево сколько процентов. Крупный лес, тогда меньше дерев в урок, мелкий — больше. Ну, словом, тебе сказать, урок такой давали, что хороших если два работника, к лесу привычные, так чтобы за четырнадцать или шестнадцать часов тольки-тольки выполнить можно.
— А кто не выполнит?
— Кто не осилит, только есть не дадут. В барак не пустят. Бьют только.
— Как же он?
— Как? Голодный да обмерзший, разве он может работать? Уж кто не осилит, тому смерть. Все равно бить будут, а то разденут «на мороз», на пень поставят, летом «на комаров». Тем руки свяжут и к дереву привяжут. Олень карельский, на что лесной зверь, и тот комаров не выдерживает, на морской берег бежит, где ветер, а человек?..
— Умирает?..
— Помирает, конечно. В крикушниках тоже много умирало. Мороз, есть не дают, покричит он с тоски перед смертью, все думает, может пожалеют, и затихнет, замерзнет. Оттого и крикушником называется. А «им» что? Пусть, говорят, лодыри дохнут. И ведь не сильные только и выживут. Если только вот охрана кого невзлюбит, глаз у кого дерзкий, или одежда получше, не сносилась, ну, тех все равно убьют. Исполняй, не исполняй урок, а убьют. Для этого у них своя сноровка. Приказывают: иди, мол, в лес вон до той лесины, тащи ее сюда. А до лесины, может, шагов сотню. Ослушаться нельзя — смерть. Пойдешь — все равно смерть. Охранник, он как тебя отпустит шагов на полусотню, возьмет на прицел, раз, и готово. Сейчас рапорт напишет — заключенный убит при попытке к побегу. Куда бежать-то нам!
— Вот я вам расскажу случай, — подошел к нашей компании один бывший офицер, пригнанный на пункт вместе с крестьянами-лесорубами. — Работал я в паре с турком. Хороший был парень, только по-русски ничего почти не понимал и сказать ничего не мог. Так слово, два знал, да и то больше непристойные. Он их здесь наслушался, а смысла совершенно не понимал и употреблял их всегда невпопад. Курьезов с ним было пропасть, да только не до смеху нам, всего не запомнишь. Был он турецкий подданный. Как он попал в лагерь — никто не знал и понять из его слов ничего не мог. Одежды у него почти никакой не было, так, тряпье одно. Как только держалось на нем. Сапог не было. Ноги завертывал в тряпки. Работал он прекрасно, тогда как совсем невмоготу станет, сядет, где попало, плачет и причитает: «Я — турецки подани, я — портянки, я — Ленина, ой-ой, я — Ленина!» — и все добавляет одно непристойное слово, которое, вероятно, должно было изображать презрение. Бывало, работаем мы с ним, работаем, дерево за деревом валим, кажется ему, что урок кончили. Я говорю — нет. Он спрашивает — сколько, сколько? Я ему пальцами показываю, что двадцать процентов осталось. Он процентов никак понять не мог, думает — двадцать деревьев. Повалится в снег, плачет, за ноги хватается: «Я — портянка, я — Ленина». Просто не знаешь, что с ним делать. И смешно, и жалко. Вы подумайте, быть вечно в паре с таким существом, — обращается ко мне рассказчик.
— Приезжает как-то к нам на командировку какой-то важный чин из московского ГПУ. Выстроили нас в проход барака между нарами. У кого одежда была совсем плохая, тех спрятали под нары. Турка тоже туда загнали. И вдруг, в самый торжественный момент, при самом начальстве, когда тишина такая, что муха пролетит — слышно, он вылезает из-под нар, черный, грязный, в лохмотьях, ноги в тряпье и начинает кричать: «Я — Ленина, я — советская власть... я — портянки... я — турецки подани...» Ну, схватили, конечно, объявили сумасшедшим, били страшно. Заболел он после этого и умер. Впрочем, южане здесь вообще не выживают: сейчас скоротечная и сыграл в ящик.
Все разошлись, я остался с одним крестьянином украинцем, который рассказал мне следующую историю:
— И турка жалко, конечно, хотя его и не поймешь, а вот я расскажу вам, как убили моего товарища. Два года прошло, а как вспомню, так не могу слез сдержать, хоть и всего здесь насмотрелся. Молодой он был парень, сектант, субботник. У них такая вера, что по субботам работать великий грех. Первый работник был. На всей командировке против него никто сработать не мог, и сила у него была огромная, и ровность в работе редкая. И очень был тихий, смирный. Никогда ни слова, не то что матерного, грубого не скажет. Все, что прикажут — все исполнит. Но по субботам — Ни за что не соглашался работать. Субботний урок выполнял в другие дни, сверх нормы. Бился, бился с ним надзор, били его, били и оставили: пусть, дурак, в другие дни отрабатывает. Все так и шло. Только переменился у нас начальник командировки. Видит, что парень в субботу стоит и не работает. «Чего не работаешь?» «Не могу, — говорит, — такая у меня вера. Я свой урок исполню, а в субботу не могу». «Ах, не можешь! Я тебе покажу веру! — Размахнулся, раз его. — Будешь работать?» — кричит. «Не могу сегодня». «Не можешь?» — Подозвал охранника, поговорил что-то с ним. Охранник снял винтовку и взял моего товарища на прицел. «Будешь работать?» «Не могу я, ежели надо умереть за веру, убей!» Поговорили они меж собой еще. «Будешь работать?» «Не могу». Охранник выстрелил. Застонал он, упал. Живой, грудь ему прострелили. Начальник подходит к нему. «Будешь работать?» — И сапогом в лицо. Я его молю, товарища своего, ну возьмись только за пилу, ради Бога, только возьмись, убьют тебя. Какая тут может быть работа, когда человек умирает... Он приподнялся, взглянул на меня и упал лицом в снег. Они его пхали, пхали ногами, потом оттащили в сторону. После работ разрешили зарыть.
Говорил он тихо, грустно, без возмущения, без негодования, как и все. Сколько я слышал потом таких рассказов, особенно от крестьян-рыбаков, с которыми мне пришлось жить и работать... И всегда они говорили, точно передавали не о людских делах, а о неумолимом роке, который ломал и крошил человеческие жизни. Их били и убивали, теперь не бьют и расстреливают только по постановлению ГПУ. Они голодали, и нас теперь держат на таком голодном пайке, что долго на нем не протянешь. Все мы, честные, работящие люди, свалены в одну кучу, и командуют нами уголовные преступники, которым поручено нас «перевоспитывать». Тяжко все, бессмысленно и безысходно.
Куэва-де-лас-Манос
Куэва-де-лас-Манос. Датировка: по одной из версий, между 11 000 и 7 500 годами до н.э.
Рисунки на стенах пещеры на юге Аргентины, провинция Санта-Крус, Патагония. Наиболее известны изображения человеческих рук. Откуда и название: «Cueva de las Manos» - по-испански «Пещера рук». Помимо отпечатков рук, имеются сцены охоты и другие рисунки. Датировки изображений рук пещер Куэва-де-лас-Манос разные - от VI-II в.в. до н.э до XI-X тыс. до н.э. В принципе, материальные обстоятельства таковы, что делать предположения на этот счет трудно. Имеющиеся оценки базируются на датировке сопутствующих находок в пещере.
Чертежи
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. Чертежи
Немножко Финляндии
Куприн, А.И. Январь 1908
По одну сторону вагона тянется без конца рыжее, кочковатое, снежное болото, по другую - низкий, густой сосняк, и так - более полусуток. За Белоостровом уже с трудом понимают по-русски. К полудню поезд проходит вдоль голых, гранитных громад, и мы в Гельсингфорсе. Так близко от С.-Петербурга, и вот - настоящий европейский город. С вокзала выходим на широкую площадь, величиной с половину Марсова поля. Налево - массивное здание из серого гранита, немного похожее на церковь в готическом стиле. Это новый финский театр. Направо - строго выдержанный национальный Atheneum. Мы находимся в самом сердце города. Идем в гору по Michelsgatan. Так как улица узка, а дома на ней в четыре-пять этажей, то она кажется темноватой, но тем не менее производит нарядное и солидное впечатление. Большинство зданий в стиле модерн, но с готическим оттенком. Фасады домов без карнизов и орнаментов; окна расположены несимметрично, они часто бывают обрамлены со всех четырех сторон каменным гладким плинтусом, точно вставлены в каменное паспарту. На углах здания высятся полукруглые башни, над ними, так же как над чердачными окнами, островерхие крыши. Перед парадным входом устроена лоджия, нечто вроде глубокой пещеры из темного гранита, с массивными дверями, украшенными красной медью, и с электрическими фонарями, старинной, средневековой формы, в виде ящиков из волнистого пузыристого стекла. Уличная толпа культурна и хорошо знает правую сторону. Асфальтовые тротуары широки, городовые стройны, скромно щеголеваты и предупредительно вежливы, на извозчиках синие пальто с белыми металлическими пуговицами, нет крика и суеты, нет разносчиков и нищих. Приятно видеть в этом многолюдье детей.
Описание конструкции
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. Описание конструкции
Корпус Необходимость снизить водоизмещение «шнелльботов» вынудило германских конструкторов всерьез заняться экспериментами с судостроительными материалами. В результате было установлено, что древесина - оптимальный материал для быстроходных катеров водоизмещением до 100 т. В отличие от стального корпуса повреждения деревянного при одинаковом воздействии имели гораздо меньшие размеры и легче устранялись. В то же время нагрузки, неизбежно возникающие в корпусе быстроходного катера водоизмещением более 50 т, требовали металлического набора. Эти обстоятельства и определили конструкцию корпуса. Киль катера изготавливался из толстого дубового бруса с дополнительным усилением на участке с 10-го по 58-й шпангоут. Продольные связи (также деревянные, из так называемой орегонской сосны; сечение бруса 80x45 мм и 120x45 мм) с помощью болтов соединялись со шпангоутами. Последние выполнялись из сплава алюминия с магнием и устанавливались с интервалом в 575 мм. Семь 3-мм стальных переборок делили корпус на отсеки. Передняя (таранная) переборка дополнительно усиливалась оцинкованной жестью. Стальными были и фундаменты дизелей. Рубка - из легкого сплава толщиной 2,5 мм. Начиная с катера S-68 (вступил в строй в июле 1942 года), вместо обычной рубки «шнелльботы» стали получать рубки конической формы с углами наклона боковых листов 30-40°. На S-100 (май 1943 года) рубка и рулевой пост впервые получили защиту из листов 10-12-мм броневой «вотановской» стали. Обшивка катеров была двухслойной: внутренний слой - из 10-мм (позднее 12-мм) древесины белого кедра или лиственницы; внешнийтолщиной 21 мм - из красного дерева.
XIX. «Постоянная медицинская помощь»
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XIX. «Постоянная медицинская помощь»
ГПУ не любило, когда в тюрьме умирали. Оно не старалось доводить до смерти — это была «специализация» концентрационных лагерей, — а лишь стремилось ослабить физически и морально так, чтобы в заключенном не осталось никакой сопротивляемости. В печати оно изображало свой режим совсем иначе, и Рамзин, Федотов и другие, выступившие в процессе Промпартии, должны были специально засвидетельствовать перед многочисленной публикой, что все они в тюрьме поправили здоровье, получая «постоянную медицинскую помощь». Не спорю. Они были на первых ролях, и перед выступлением на такой сцене о них должны были позаботиться. Недаром же купили они свои жизни ценой не менее двух тысяч жизней специалистов, не выпущенных на процесс. С другими обращались иначе: главной обязанностью старшего врача было установить наступление смерти после расстрела; остальной медицинский персонал дежурил круглые сутки на случай покушений на самоубийство и между делом оказывал, что называется, «посильную помощь». После «веселеньких» допросов, когда я все силы напрягала, чтобы держать себя в руках, тело не выдержало; оно стало покрываться алыми пятнами, кожа чесалась, мокла, морщилась. Вид был страшный. Соседка, донимавшая меня мудрыми изречениями: «Лучше своя грязь, чем чужая зараза», решила, что я схватила какую-нибудь гадость, наводя чистоту на ужасающе грязный тюфяк или моясь в так называемой ванной. Ванная, куда нас водили два раза в месяц, была действительно жуткая. Это камера без окон и вентиляции, в которой стояла гигантская бесформенная медная ванна времен Александра II.
Принятые сокращения
Короли подплава в море червонных валетов. Принятые сокращения
А — армия (12А — двенадцатая армия) А1, А2 — артиллерийский офицер первого, второго разряда АБ — аккумуляторная батарея АзВФ — Азовская военная флотилия АКВФ — Астрахано-Каспийская военная флотилия АКОС — Академические курсы офицерского состава AM — Азовское море АмВФ — Амурская военная флотилия АОШП — Або-Оландская шхерная позиция ап — артиллерийский полк Арт — судовой артиллерийский офицер, старший или младший Арт Оф Кл — Артиллерийский Офицерский класс Арт Шк — артиллерийская школа АСО, АСС, АСУ — аварийно-спасательный отдел, служба, управление АУБО — Артиллерийское училище береговой обороны Б — бригада ббо — броненосец береговой обороны ББК — Беломоро-Балтийский канал Б(В)ВМУ(ПП) — Балтийское (высшее) военно-морское училище (подводного плавания) БВФ — Беломорская военная флотилия Блкикр — бригада линейных кораблей и крейсеров БМ — Балтийское море (№) БМ — морская бригада № (о)бмп — (отдельная) бригада морской пехоты бк — бронекатер БкОН — бригада кораблей особого назначения [414] БО — береговая оборона бо — большой охотник за пл Бок — бригада опытовых кораблей БОН — бригада особого назначения БП — боевая подготовка бп — бронепоезд Бпл — бригада подводных лодок бр — броненосец, эскадренный броненосец БФ — Балтийский флот БФЭ —
7. Когда же туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл?
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 7. Когда же туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл?
Какова была официальная (т.е. следствия) точка зрения на события, связанные с гибелью группы Дятлова, к середине марта 1959 г.? На основании изучения следов группы в районе лабаза (обнаруженного, напомним, 2 марта 1959 г.), дневников членов группы, найденных в палатке (Дорошенко, Дятлова, Колмогоровой, Кривонищенко и Тибо-Бриньоля) считалось доказанным, что 31 января 1959 г. группа вышла к подножию Холат-Сяхыл и даже сделала попытку подняться по склону. Сильный ветер заставил туристов вернуться к реке Ауспия и стать на ночлег в лесу перед горой. Ночь на 1 февраля прошла благополучно, группа встала поздно, хорошо отдохнувшей. Некоторое время после подъёма ушло на подготовку и приём пищи, после чего туристы приступили к устройству лабаза. Выдвижение из долины Ауспии вверх по склону Холат-Сяхыл последовало примерно в 15 часов, т.е. довольно поздно, принимая во внимание малую продолжительность светового дня. Заход Солнца 1 февраля д.б. последовать, согласно календарю, в 17:02. В фотоаппаратах членов группы, найденных в палатке, были обнаружены кадры, сделанные в условиях низкой освещённости (сейчас эти фотоснимки широко распространены в Интернете, в частности их можно видеть в весьма информативной подборке фотоматериалов, составленной Коськиным Алексеем Александровичем, исследователем трагедии группы Дятлова). Прокурор-криминалист Иванов, оценив качество изображений и светочувствительность плёнки (равную 65 ед.), определил время фотографирования - около 17 часов.
Предисловие
Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Предисловие
Я уже указывал в предисловии к первому изданию настоящего сочинения и в "Зоологических результатах путешествия на «Бигле»", что в ответ на выраженное капитаном Фиц-Роем пожелание иметь на корабле научного сотрудника, для чего он готов поступиться отчасти своими личными удобствами, я предложил свои услуги, на что было получено — благодаря любезности гидрографа капитана Бофорта — согласие со стороны лордов Адмиралтейства. Так как я чувствую себя всецело обязанным капитану Фиц-Рою за счастливую возможность изучить естественную историю различных стран, которые мы посетили, то, я надеюсь, мне позволено будет выразить здесь лишний раз мою благодарность ему и добавить, что в течение пяти лет, проведенных нами вместе, я встречал с его стороны самую сердечную дружбу и постоянную помощь. У меня навсегда останется чувство глубокой благодарности к капитану Фиц-Рою и ко всем офицерам «Бигля" за то неизменное радушие, с которым они относились ко мне в течение нашего долгого путешествия. Настоящий том содержит в форме дневника историю нашего путешествия и очерк тех наблюдений по естественной истории и геологии, которые, я полагаю, представят известный интерес для широкого круга читателей. В настоящем издании я значительно сократил и исправил одни разделы, а к другим кое-что добавил, чтобы сделать эту книгу более доступной широкому читателю; но, я надеюсь, натуралисты будут помнить, что за подробностями им надлежит обратиться к более обширным сочинениям, в которых изложены научные результаты экспедиции.
28. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г.
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 28. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г.
Теперь, пожалуй, самое время остановиться на том, почему на склоне Холат-Сяхыл случилось то, что случилось? Каким факторами была обусловлена трагедия, имелся ли шанс её избежать? Чтобы понять внутреннюю логику событий, необходимо определиться с моделью предполагаемых действий, запланированных в рамках операции "контролируемой поставки". Общая схема таковой операции излагалась выше - Кривонищенко нёс в своём рюкзаке одежду, загрязнённую изотопной пылью, с целью передачи явившимся на встречу агентам иностранной разведки, а Золотарёв и Колеватов должны были играть роль обеспечения, подстраховки от разного рода неожиданностей, отвлечения внимания и сглаживания "шероховатостей", возможных в процессе общения. Для встречи, скорее всего, было назначено некоторое "окно допустимого ожидания", т.е. временнЫе рамки, в пределах которых допускался сдвиг момента встречи (опоздание одной из групп). Тем не менее, опаздывать нашим туристам было крайне нежелательно и группе Дятлова следовало явиться к месту запланированного рандеву в строго оговоренный момент времени - отклонение грозило если не срывом встречи, то возбуждением у противной стороны ненужных подозрений. Золотарёву помимо прочего отводилась очень важная роль - фотографирование лиц, явившихся для получения груза.
Таблица 3
«Шнелльботы». Германские торпедные катера Второй мировой войны. «Шнелльботы» на войне. Крупные боевые корабли, потопленные и поврежденные германскими торпедными катерами : Таблица
Шнелльботы : Крупные боевые корабли, потопленные и поврежденные германскими торпедными катерами Класс Название Страна Дата Район атаки Атаковавший катер Потоплены торпедным оружием ЛД «Ягуар» Франция 23.5.1940 у Дюнкерка S-21, S-23 ЭМ «Уейкфул» Англия 29.5.1940 у Дюнкерка S-30 ЭМ «Сирокко» Франция 31.5.1940 у Дюнкерка S-23, S-26 ЭскМ «Эксмур» Англия 25.2.1941 вост. побережье Англии S-30 ЭМ «Вортиджерн» Англия 15.3.1942 вост. побережье Англии S-104 ЭМ «Хейсти» Англия 15.6.1942 Ливия S-55 ЭскМ «Пенилан» Англия 3.12.1942 зап. часть Ла-Манша S-115 ЭМ «Лайтнинг» Англия 12.3.1943 Тунис S-158 или S-55 ЭскМ «Эскдейл» Норвегия 13.4.1943 зап.
Глава IX
Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Глава IX. Санта-Крус в Патагонии и Фолклендские острова
Санта-Крус Экспедиция вверх по реке Индейцы Огромные потоки базальтовой лавы Обломки, которые не могла перенести река Образование долины Кондор, его образ жизни Кордильеры Крупные эрратические валуны Предметы, оставленные индейцами Возвращение на корабль Фолклендские острова Дикие лошади, коровы, кролики Волкообразная лисица Костер из костей Способ охоты на диких коров Геология Каменные потоки Картины геологических потрясений Пингвин Гуси Яйца дориды Колониальные животные 13 апреля 1834 г. — «Бигль» бросил якорь в устье Санта-Крус. Эта река протекает миль на шестьдесят южнее бухты Сан-Хулиан. В свое последнее путешествие капитан Стокс поднялся по ней на 30 миль, но затем из-за недостатка провизии вынужден был вернуться. За исключением того, что было им открыто, едва ли хоть что-нибудь еще было известно об этой большой реке. Капитан Фиц-Рой решил пройти теперь по ее течению настолько далеко, насколько позволит время. 18-го вышли три вельбота с трехнедельным запасом провизии; в состав экспедиции входило 25 человек — этого числа было бы достаточно, чтобы противостоять большому отряду индейцев. При сильном приливе и ясной погоде мы прошли порядочный. путь, вскоре добрались до пресной воды, а к ночи оказались уже за пределами области прилива. Река здесь уже приняла те размеры и вид, которые почти не изменялись до самого конца нашего пути. В ширину она была большей частью от 300 до 400 ярдов и имела около 17 футов глубины посредине.