Глава 25
В августе 1919 года верховное командование красных решило покончить с Северо-западной армией, которая в это время приблизилась на опасное расстояние к Петрограду. На позициях красных за линией фронта наблюдались признаки повышенной активности, пленные сообщали о ежедневном прибытии на фронт свежих красных дивизий. Мы ожидали крупного наступления каждое утро и пытались предотвратить главный удар. Но еще до того, как красные выбрали время для его нанесения, мы получили приказ штаба о всеобщем отступлении.
Большинство железнодорожных путей и шоссе между Петроградом и границей Эстонии тянулись по прямой линии с востока на запад, но по каким-то непонятным причинам было приказано оставить главные пути и отступать в юго-западном направлении. Лишь бронепоезда были вынуждены двигаться на запад по основному пути на Ямбург, нам дали указания обеспечивать их свободное прохождение до тех пор, пока последняя воинская часть не перейдет железнодорожное полотно с севера.
Во время отступления нервозность всегда достигает апогея, все становится возможным, когда войска перемещаются по проселочным дорогам в стороне от известных им ориентиров. Когда белые пехотинцы отступили за железнодорожные пути, противник совершил рывок вперед вдоль прибрежного шоссе, тянувшегося параллельно железной дороге. На другой день мы все еще находились на расстоянии примерно 50 миль к востоку от Ямбурга и стояли перед угрозой быть отрезанными от своей базы. Наступление красных неуклонно набирало темп, линии коммуникаций стали ненадежны, никто не знал, какие участки железной дороги еще оставались под защитой белой пехоты.
Ранним утром я корректировал из окопа артиллерийский огонь, когда получил указание немедленно вернуться на бронепоезд. С учетом того, что телефонисты медленно сворачивали провода, наше возвращение заняло два часа. Как только мы сели на бронепоезд, он тронулся. Я занял свое место в наблюдательной кабине. Командир выглядел усталым и встревоженным.
– Пока вы отсутствовали, к нам доставили важного пленника, – сообщил он. – Он офицер и располагает ценной информацией относительно дислокации красных войск. Нам придется доставить его в штаб в Ямбурге, а затем мы сможем вернуться на фронт. Но на этот раз я расставлю наши посты в самых важных местах железнодорожного пути, с тем чтобы противник не пересек его без нашего ведома.
Примерно в 8 милях к западу мы заметили, как через пути движется полк белых. Наш бронепоезд остановился. Мы узнали от пехотных офицеров, что красные патрули следуют за нами на небольшом расстоянии. После этого бронепоезд ехал несколько миль по лесистой местности без признаков какой-либо активности вокруг. Я невольно перевел взгляд на верхушки деревьев к северу, пытаясь угадать, что за ними скрывается.
Через равные отрезки пути мы высаживали небольшие группы солдат с пулеметом, перед которыми ставилась задача внимательно наблюдать за окружающей местностью и удерживать свои позиции до возвращения бронепоезда. В 12 милях от Ямбурга мы встретили дрезину с двумя железнодорожниками. Командир обрадовался.
– Вот что нам нужно! – воскликнул он и повернулся ко мне: – Пехота нуждается в нашей поддержке, дальше мы не поедем. Я оставлю здесь последний пост и вернусь на фронт. Вы доставите пленника в Ямбург на дрезине. После этого возвращайтесь на этот пост и дожидайтесь нас. Уверен, что комендант Ямбурга обеспечит вас каким-нибудь средством транспорта. Удачи!
Как только мы с пленным взобрались на дрезину, бронепоезд тронулся в обратный путь. Я украдкой следил за своими спутниками. Оба железнодорожника выглядели угрюмыми и хмурыми, между тем пленник – высокий мужчина в длинной кавалерийской шинели до пят – был молчалив и скован. Хотя с каждой милей мы приближались к армейской базе, чувство опасности по мере удаления бронепоезда возрастало. Однако, несмотря на мои дурные предчувствия, мы добрались до пункта назначения без приключений.
Сонный, провинциальный Ямбург теперь пребывал в волнении. На улицах толпились солдаты, длинные вереницы фургонов с ранеными и ящиками боеприпасов медленно двигались к мосту через Лугу. Широкая площадь перед вокзалом напоминала армейский лагерь. Я чувствовал себя взволнованным и потерянным в беспокойном море людей. Понадобилось несколько часов, чтобы найти штаб. К тому времени, когда я передал пленного и вернулся на станцию, стемнело.
После нескольких безуспешных попыток разыскать коменданта я наконец нашел его в кабинете. Это был жилистый нервный полковник, осаждаемый бесконечными запросами и отчаянно стремившийся навести хоть видимость порядка среди общего хаоса. Когда я объяснил ему, зачем пришел, он воздел обе руки к потолку и воскликнул:
– О боже! Это сумасшедший дом… Вам известно, что противник подошел к городу на расстояние 10 миль? А вы просите у меня транспортное средство для поездки в тыл противника!..
– Полковник, мне известно, что наш бронепоезд находится в 40 милях к востоку отсюда, мне приказано вернуться как можно скорее.
– Вы можете добираться до своего бронепоезда любым способом! Я слишком занят наведением порядка в этом бардаке, чтобы еще заниматься вами!
Я выбрался из переполненного кабинета и пошел в восточном направлении. Товарное депо бурлило и шумело. Маневровые паровозы формировали длинные составы товарняка. Я был то ослеплен их огнями, то погружался в кромешную тьму. Оставляя шум и гам позади, я шел по путям, пока не добрался до окраины города. По обеим сторонам железнодорожного полотна на насыпи горели костры, вокруг которых располагались солдаты. Пламя причудливыми красными бликами плясало на их лицах.
Дойдя до последнего поста, за которым начиналось темное безмолвие, я остановился, чтобы расспросить патруль о дальнейшем пути. Молодой лейтенант, лежавший на земле, отвечал на мои вопросы, не меняя положения:
– Мне кажется, вам не удастся дойти до вашего бронепоезда. Насколько мне известно, мы последний патруль. Между нами и противником больше никого нет, но это меня беспокоит меньше всего: мы шли без передышки три дня, и гвозди в этих новых сапогах сделали в моих подошвах такие дыры, что я рад остановке.
Я поколебался долю секунды, затем взобрался на насыпь и продолжил свой путь на восток: казалось, не было ничего хуже той тревожной неопределенности, которую я оставлял позади. Я отошел не так далеко, когда из-за туч показалась луна и осветила окрестности каким-то фантастическим серебристо-зеленым светом. Стальные рельсы словно бежали вдаль, а в противоположность им темные кроны деревьев, нависавшие по обеим сторонам рельсов, выглядели устрашающе.
В одиночестве, лунном свете и тишине мое воображение здорово разыгралось. Мрачные тени возникали то там, то тут среди деревьев, снова и снова мне казалось, что вижу крадущиеся фигуры, которые на самом деле вблизи оказывались кустами. В голове роились мысли о том, какую удобную цель я представляю собой, шагая по насыпи. Я попытался идти по лесу, но одежда цеплялась за ветки деревьев, и это мешало движению. Под ногами трещал хворост, казалось, что каждый мой шаг слышится на километры. Я попробовал спуститься к железнодорожному полотну, но обнаружил, что преодолевать у основания насыпи грязь и высокую траву еще труднее. Тогда я снова вернулся на пути, и меня опять охватила паника.
Но по мере того как я преодолевал километр за километром, нервное напряжение сменялось усталостью. Ружье казалось тяжелее, чем обычно, пояс с боеприпасами впивался в кожу, как я его ни поправлял. Под-ходя к каждому переезду, я пристально вглядывался вперед в надежде увидеть признаки присутствия людей с бронепоезда, но никого не замечал. Меня одолевали дурные предчувствия: может, командиру пришлось изменить свои планы и ликвидировать череду постов. Сомнения ослабляли мою решимость, ночное путешествие казалось бесцельным. Я заставлял себя идти дальше, причем по-ребячески старался перешагивать через шпалу, не теряя равновесия.
Закончилось все неожиданно. Впереди лес подступал к насыпи все ближе, пока не образовалась узкая теснина. Неподалеку находился переезд с просеками между деревьев, выходившими к путям. На одной из них виднелась в полкорпуса фигура человека. На этот раз я не мог ошибиться: человек стоял неподвижно, а дуло его ружья, опиравшегося на ветку дерева, было направлено на меня.
Меня пронзило болезненное ощущение, будто кто-то нанес мне под дых неожиданный удар. Ноги дрожали, но я инстинктивно продолжал движение вперед. Ужасно хотелось быстро спрыгнуть с насыпи или лечь на шпалы и, сняв ружье, приготовиться к ответному удару. Однако здравый смысл подсказывал, что незнакомец успеет выстрелить, как только я двинусь. Единственный шанс давали невозмутимость и спокойствие.
Незнакомец стоял не более чем в ста шагах от меня. Мои ноги отяжелели, стали словно свинцовые, напрягся каждый нерв. Расстояние между нами сократилось уже до пятидесяти шагов… Голос незнакомца заставил меня вздрогнуть, а мое сердце – радостно забиться:
– Это ты, гардемарин?
Солдат с бронепоезда! Наконец-то я добрался до поста. Когда подошел к месту, где стоял солдат, колени просто подгибались. Никогда прежде я не испытывал такого животного страха.
Через несколько минут я овладел собой достаточно для того, чтобы выслушать рапорт сержанта. Одиннадцать солдат с двумя пулеметами провели весь день без эксцессов. Они не встречались с противником, но и ничего не слышали о бронепоезде.
Как только рассвело, я пошел проверить три поста, установленные сержантом к востоку, западу и северу от станции. Места он подобрал хорошо, обзору впереди ничто не мешало.
Я вернулся в депо, но, хотя меня и клонило ко сну, расслабляться было опасно. Предыдущей ночью солдаты съели свои пайки, и еды больше не осталось. Мы сели на траву спиной к деревьям и стали ждать.
Первый тревожный момент наступил, когда солнце поднялось уже высоко. С поста к северу прибежал наблюдатель и сообщил, что заметил кого-то, идущего по лесу. Мы установили на позициях два пулемета и приготовились к бою. Очень скоро среди деревьев показался строй из 70–80 солдат и стал пересекать просеку в нашем направлении. На них была матросская форма, и мы знали, кто они такие. Заработал наш пулемет, и солдаты скрылись за кустами. После нескольких пулеметных очередей снова установилась тишина.
Два-три часа мы лежали прямо на земле, ожидая очередной атаки, затем появился наблюдатель с восточного поста с сообщением, что недалеко от депо железную дорогу пересекают строем люди. Очевидно, противник менял направление атаки, и, чтобы встретить его, мы установили пулеметы на позициях с восточной стороны. На этот раз матросы отказались атаковать открыто, но вели непрерывный ружейный огонь. То ли они переоценили нашу численность, то ли пытались отвлечь наше внимание. Когда солнце стало клониться к западу, оправдались мои худшие опасения. С западного поста поступило сообщение, что дорога на Ямбург перекрыта. К этому времени я был уверен, что с бронепоездом случилась какая-то беда. Чтобы приободрить солдат, которые стали проявлять беспокойство, я сказал им, что под покровом темноты мы оставим свою позицию и уйдем на юг. Но как раз в то время, когда мы приготовились сделать бросок через железную дорогу, до нашего слуха снова донесся шум.
Мы услышали отдаленное громыхание и гудение стальных рельсов – с востока приближался бронепоезд. Когда вагоны поравнялись с вражескими цепями, бронепоезд остановился и стал обстреливать из пулеметов лес по обеим сторонам от дороги. Через десять минут мы благополучно сели в вагон.
Я явился к командиру, который, бросив на меня быстрый взгляд, сказал:
– Мы проведем ночь в Ямбурге. Идите отдыхайте!
Покачивание вагонов в сочетании с неожиданно обретенной безопасностью оказывали на меня успокаивающее воздействие. Я сразу почувствовал, что в течение 48 часов не смыкал глаз и за это время прошел минимум 30 миль без еды. Я проковылял вдоль поезда, нашел хлеб, откусил от него кусок и лег спать в свою койку.
Вернувшись к нормальной жизни, я утратил чувство места и времени. Бронепоезд больше не двигался, но снаружи слышался ужасный шум: строчили пулеметы, кричали солдаты, раздавался звон разбитого стекла. Я пробежал в конец вагона, спрыгнул на землю и мгновенно узнал знакомые очертания вокзала Ямбурга. Когда я добежал до паровоза, бронепоезд пришел в движение. Я взобрался по лестнице в наблюдательную кабину и увидел через плечо сотни людей, бегущих через широкую площадь в нашем направлении. Некоторые из них спотыкались и падали – все пулеметы бронепоезда работали без устали.
В кабине я обнаружил командира, который резко выкрикнул:
– Красные прибыли раньше, чем мы их ждали! Вы спали 24 часа!
Наш бронепоезд был последним воинским подразделением белых, покинувшим Ямбург. Как только мы доехали до западного берега Луги, раздались несколько глухих взрывов: саперы взорвали железнодорожный мост.
Через несколько дней Красная армия форсировала реку, но темп ее наступления был утрачен, и последующие недели боевая активность спала. Бои сменились нудной окопной жизнью. В распоряжении Северо-западной армии осталась лишь узкая полоса земли между линией фронта и эстонской границей: за нашей спиной оставалась Нарва.
Chapter I
The voyage of the Beagle. Chapter I. St.Jago - Cape de Verde Islands
Porto Praya Ribeira Grande Atmospheric Dust with Infusoria Habits of a Sea-slug and Cuttle-fish St. Paul's Rocks, non-volcanic Singular Incrustations Insects the first Colonists of Islands Fernando Noronha Bahia Burnished Rocks Habits of a Diodon Pelagic Confervae and Infusoria Causes of discoloured Sea AFTER having been twice driven back by heavy southwestern gales, Her Majesty's ship Beagle, a ten-gun brig, under the command of Captain Fitz Roy, R. N., sailed from Devonport on the 27th of December, 1831. The object of the expedition was to complete the survey of Patagonia and Tierra del Fuego, commenced under Captain King in 1826 to 1830,—to survey the shores of Chile, Peru, and of some islands in the Pacific—and to carry a chain of chronometrical measurements round the World. On the 6th of January we reached Teneriffe, but were prevented landing, by fears of our bringing the cholera: the next morning we saw the sun rise behind the rugged outline of the Grand Canary island, and suddenly illuminate the Peak of Teneriffe, whilst the lower parts were veiled in fleecy clouds. This was the first of many delightful days never to be forgotten. On the 16th of January, 1832, we anchored at Porto Praya, in St. Jago, the chief island of the Cape de Verd archipelago. The neighbourhood of Porto Praya, viewed from the sea, wears a desolate aspect. The volcanic fires of a past age, and the scorching heat of a tropical sun, have in most places rendered the soil unfit for vegetation.
XXI. Голуби
Побег из ГУЛАГа. Часть 1. XXI. Голуби
Одна в тюрьме была радость — голуби. Весной их было много. С мягким шумом перелетали они через тюремные корпуса, спускались на грязный талый снег, где каждый из нас на прогулке старался оставить им крошки хлеба или кашу. Воркуя, ходили они по карнизам и стучали лапками по железным подоконникам тюремных окон. В день Пасхи кому-то удалось положить в углу двора яйцо, расписанное по-тюремному, — химическим карандашом и цветными нитками, извлеченными, вероятно, из платья. Крашеного яйца не пропустили бы в передаче. Около яйца, расколотого пополам, теснились голуби, расклевывали его и разбрасывали кругом цветные скорлупки с буквами «X. В.» — «Христос Воскресе». Так христосуются на Руси с умершими, оставляя яйца на могилах, чтобы их клевали птицы. Как странно: прошло почти две тысячи лет, а человечество живет все тем же — Пилатами, Иудами, позорищем и избиением. Советскому социалистическому государству нужна кровь, смерть и муки, как римским «империалистам». На второй день Пасхи был страшный ливень и бешеный весенний ветер. В квартирах тюремной охраны, размещенных над корпусом с общими камерами, хлопали окна, вылетали и крутились по воздуху листки бумаги. Наутро на черном вымытом асфальте двора лежал голубой цветок, сделанный из деревянной стружки, — советское изобретение, так как бумаги и тряпки нам слишком дороги. Обтрепанный, обломанный, лежал он увядшим комочком, застывшим в углу, куда загнал его ветер.
1200 - 800 BC
From 1200 to 800 BC
From the Late Bronze Age collapse between 1200 and 1150 BC to the end of Greek Dark Ages c. 800 BC.
Часть IV. Биографические сведения о первых командирах подводных лодок и начальниках (командирах) соединений подводных лодок Красного Флота [231]
Короли подплава в море червонных валетов. Часть IV. Биографические сведения о первых командирах подводных лодок и начальниках (командирах) соединений подводных лодок Красного Флота
Основным источником для составления биографий послужили сведения, сообщенные самими командирами составителям их послужных карточек. Даты различных событий по мере возможности приводятся по новому стилю. Географические названия также взяты из карточек, этим объясняется появление областей и районов вместо губерний и уездов. Сокращения и символы расшифровываются в соответствии со списком сокращений, помещенным в Приложении. Названия подводных лодок, которыми командовали перечисленные люди, и время командования выделены полужирным шрифтом. Служба в штабе, на береговой должности, отмечена без излишней детализации — номера отделений, секций, отделов и т. д. опущены. В списке указаны имена командиров, чьи подводные лодки вступили в строй до 22 июня 1941 г. АБРОСИМОВ Дмитрий Сергеевич (30.05.1909–14.08.1942). Родился в д. Сосновка Дятьковского р-на Брянской обл. Образование: Объединенная военная школа (33), СККС (35), ККС УОПП (38). Награды: 1 орден. Капитан 2 ранга. Мин «П-3» (35–38), ПК «С-1» (38). «С-4» (07.38–14.08.42. + при подрыве пл на мине в Морском канале. Ленинград). АБЫЗОВ Авив Николаевич (15.08.1913–?). Родился в Абдулино, Оренбургская обл. Образование: ВМУ (33), ККС УОПП (38). Награды: 3 ордена и медали. Капитан 2 ранга.
Глава 24
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 24
Условия, в которых проходила Гражданская война в России, отличались от условий, в которых велась мировая война. Долговременные боевые позиции составляли скорее исключение, чем правило. Солдатам редко приходилось переживать угнетающую монотонность окопной жизни. Сосредоточение артиллерийских средств, плотность огня, интенсивные воздушные бомбардировки – все эти чудовищные технические изобретения, делавшие отдельного солдата крайне беспомощным, не имели широкого распространения. Но в отличие от колоссального нервного напряжения, которому подвергался российский солдат во время Первой мировой войны, Гражданская предъявляла сверхчеловеческие требования к его физической выносливости. Солдатам, которые служили в Белой и Красной армиях, нужно было быть достаточно крепкими, чтобы передвигаться в быстром темпе. Их жизнь представляла собой беспрерывную смену наступлений и отступлений, атак и контратак, рейдов в глубь территории противника без передышек. Солдаты, хорошо оснащенные и физические крепкие, целиком выкладывались в этих чрезвычайно динамичных операциях. Но выносливость солдата подрывалась суровостью революционного времени: постоянная нехватка самого необходимого исключала возможность восстановления сил. Наиболее острой проблемой был недостаток продовольствия. Офицеры и солдаты на фронтах постоянно голодали. В первые месяцы Гражданской войны квартирмейстерская служба Северо-западной армии располагала весьма скромными средствами для закупок провизии и фактически не имела источников снабжения. Продовольственный паек составлял полфунта хлеба в день и полфунта сушеной рыбы раз или два в неделю.
Глава 12
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 12
Мы с Игорем прибыли в Петроград в августе. Поражение армии на фронте и безуспешное восстание большевиков уже ушли в историю. Злополучные действия генерала Корнилова еще предстояли. Никто не знал, что делать и чего ожидать. После того как мы подышали свежим воздухом провинции, нас тошнило от затхлого духа деградирующего Петрограда. По сравнению с размеренностью деревенской жизни суета и непредсказуемость городской обстановки казались нереальными. Первое соприкосновение с городом вызвало ощущение, будто мы играем роль зубцов в шестеренках, которые больше не вращаются. Но дурные предчувствия оставили нас, как только мы получили четкие инструкции. В училище двенадцати курсантам, включая Игоря и меня, – всем однокурсникам – было приказано следовать в Севастополь для отправки в запоздавшее летнее плавание. Каждый из нас сознавал, что цивилизованное общество полетело вверх тормашками. Мы были свидетелями смуты и понимали, что она ведет общество к гибели. Однако никто из нас не представлял себе степень деградации страны до тех пор, пока мы не проехали полторы тысячи миль по стране из Петрограда к берегам Черного моря. Единственное, что сделало это передвижение возможным, – это то, что нас было двенадцать человек, одетых в одинаковую форму, согласно мыслящих и действующих. Подвижной состав железной дороги находился в плачевном состоянии, обслуживание не отвечало никаким нормам. Наш крымский экспресс опоздал на четыре часа, и, когда прибыл на вокзал, на платформе скопились толпы пассажиров, которых было гораздо больше, чем мог вместить любой поезд.
Глава 22
Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. Глава 22
Шесть месяцев без перерыва я служил на бронепоезде «Адмирал Колчак». В современной войне этот род войск утратил свое значение, поскольку концентрация мощных артиллерийских средств не позволяет бронепоездам действовать на поражающей дистанции. Но в годы Гражданской войны в России артиллерийских орудий имелось сравнительно мало, а линии фронтов были весьма подвижны. В этих условиях бронепоезд, оснащенный батареей из двух полевых орудий и 12 пулеметами, становился грозной силой. Наш бронепоезд не знал передышки. Мы редко оставляли прифронтовую полосу более чем на один день. Во время наступления, когда позволяло состояние железнодорожных путей, мы двигались вместе с пехотой. Во время отступления вели арьергардные бои, прикрывая передвижения своих войск, разрушая за собой железнодорожные мосты. Мы взаимодействовали буквально с каждой дивизией Северо-западной армии. Где бы ни происходили бои, нам приказывали являться в штабы дивизий для получения заданий. Минимум раз в неделю нам приходилось делать стоянку на своей базе, чтобы пополнить запас боеприпасов. Широкий диапазон действий позволял нам иметь достаточно достоверную картину ситуации. В качестве корректировщика артиллерийского огня я посещал расположение разных боевых частей и общался с огромным количеством людей. Как и в любой другой, в Белой армии не было двух абсолютно одинаковых людей, но офицеров этой армии можно было условно разделить на четыре категории.
12. Судебно-медицинское исследование тел туристов, найденных в овраге
Перевал Дятлова. Смерть, идущая по следу... 12. Судебно-медицинское исследование тел туристов, найденных в овраге
9 мая 1959 г. судмедэксперт Возрождённый произвёл вскрытие и исследование тел последних четырёх членов погибшей группы Игоря Дятлова. Работа эта проводилась в помещении морга Ивдельской ИТК, того же самого, где двумя месяцами ранее осуществлялось судебно-медицинское исследование трупов других участников похода. Только на этот раз в составленных актах экспертиз не упоминаются понятые, а роль второго эксперта сыграла уже знакомая нам эксперт-криминалист Чуркина. Данное обстоятельство чрезвычайно любопытно в силу двух причин: во-первых, Генриетта Елисеевна не являлась судебным медиком и не могла давать экспертные заключения по вопросам, связанным с судебной медициной, а во-вторых, она вообще не подписала документы, составленные Борисом Возрожденным. Обратим внимание на этот казус - это только одна из многих странностей, связанных с рассматриваемыми экспертизами. Судмедэксперт Борис Алексеевич Возрожденный обнаружил и описал тела погибших, а также их одежду, в следующем состоянии: а) Дубинина Людмила Александровна была облачена в серовато-коричневый поношенный свитер, под ним бежевый шерстяной свитер, под которым, в свою очередь, клетчатая ковбойка с застёгнутыми рукавами. Упоминание о застёгнутых рукавах тем более странно, что о состоянии карманов рубашки и пуговиц, застёгивающих её, эксперт не упомянул ни единым словом. Очень странная забывчивась, особенно, если принять во внимание, что прежде Возрожденный не забывал фиксировать "застёгнутость"-"расстёгнутость" одежды и карманов.
Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа
Владимир и Татьяна Чернавины : Записки «вредителя». Побег из ГУЛАГа
Осенью 1922 года советские руководители решили в качестве концлагеря использовать Соловецкий монастырь, и в Кеми появилась пересылка, в которую зимой набивали заключенных, чтобы в навигацию перевезти на Соловки.Летом 1932 года из Кеми совершили побег арестованный за «вредительство» и прошедший Соловки профессор-ихтиолог Владимир Вячеславович Чернавин, его жена Татьяна Васильевна (дочь знаменитого томского профессора Василия Сапожникова, ученика Тимирязева и прославленного натуралиста) и их 13-летний сын Андрей. Они сначала плыли на лодке, потом долго плутали по болотам и каменистым кряжам, буквально поедаемые комарами и гнусом. Рискуя жизнью, без оружия, без теплой одежды, в ужасной обуви, почти без пищи они добрались до Финляндии. В 1934 году в Париже были напечатаны книги Татьяны Чернавиной «Жена "вредителя"» и ее мужа «Записки "вредителя"». Чернавины с горечью писали о том, что оказались ненужными стране, служение которой считали своим долгом. Невостребованными оказались их знания, труд, любовь к науке и отечественной культуре. Книги издавались на всех основных европейских языках, а также финском, польском и арабском. Главный официоз СССР — газета «Правда» — в 1934 году напечатала негодующую статью о книге, вышедшей к тому времени и в Америке. Однако к 90-м годам об этом побеге знали разве что сотрудники КГБ. Даже родственники Чернавиных мало что знали о перипетиях этого побега. Книгам Чернавиных в Российской Федерации не очень повезло: ни внимания СМИ, ни официального признания, и тиражи по тысяче экземпляров. Сегодня их можно прочесть только в сети. «Записки "вредителя"» — воспоминания В. Чернавина: работа в Севгосрыбтресте в Мурманске, арест в 1930 г., пребывание в следственной тюрьме в Ленинграде (на Шпалерной), в лагере на Соловецких островах, подготовка к побегу.«Побег из ГУЛАГа» — автобиографическая повесть Т. Чернавиной о жизни в Петрограде — Ленинграде в 20-е — 30-е годы, о начале массовых репрессий в стране, об аресте и женской тюрьме, в которой автор провела несколько месяцев в 1931 г. Описание подготовки к побегу через границу в Финляндию из Кеми, куда автор вместе с сыном приехала к мужу на свидание, и самого побега в 1932 г.
Предисловие
Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». Предисловие
Я уже указывал в предисловии к первому изданию настоящего сочинения и в "Зоологических результатах путешествия на «Бигле»", что в ответ на выраженное капитаном Фиц-Роем пожелание иметь на корабле научного сотрудника, для чего он готов поступиться отчасти своими личными удобствами, я предложил свои услуги, на что было получено — благодаря любезности гидрографа капитана Бофорта — согласие со стороны лордов Адмиралтейства. Так как я чувствую себя всецело обязанным капитану Фиц-Рою за счастливую возможность изучить естественную историю различных стран, которые мы посетили, то, я надеюсь, мне позволено будет выразить здесь лишний раз мою благодарность ему и добавить, что в течение пяти лет, проведенных нами вместе, я встречал с его стороны самую сердечную дружбу и постоянную помощь. У меня навсегда останется чувство глубокой благодарности к капитану Фиц-Рою и ко всем офицерам «Бигля" за то неизменное радушие, с которым они относились ко мне в течение нашего долгого путешествия. Настоящий том содержит в форме дневника историю нашего путешествия и очерк тех наблюдений по естественной истории и геологии, которые, я полагаю, представят известный интерес для широкого круга читателей. В настоящем издании я значительно сократил и исправил одни разделы, а к другим кое-что добавил, чтобы сделать эту книгу более доступной широкому читателю; но, я надеюсь, натуралисты будут помнить, что за подробностями им надлежит обратиться к более обширным сочинениям, в которых изложены научные результаты экспедиции.
Список иллюстраций
Короли подплава в море червонных валетов. Список иллюстраций